– Это теперь я умная и знаю, что ведьму с белого света так просто не отпускают. Мучиться ей, пока дар свой не передаст.
– Как? – испуганно прошептала я.
Колдунья кивнула.
– Ну просто, тому, кто колдунью пожалеет, к одру подойдет и за руку ее возьмет, вся сила и уйдет. Обычно смену себе заранее готовят, из девочек, ближайших родственниц, но иногда на воспитание берут, сиротку например. Той потом по жизни крест нести. Только мало дар получить, надо и знаниями обладать, иначе такого натворить можно. Чего не пьешь чай?
Я отодвинулась от стола и дрожащим голосом сказала:
– Не хочется.
Баба Катя засмеялась:
– Не бойся, мне еще года два жить, да и есть сменщица на примете. А потом, понаделав глупостей, я только белые дела творю. Давай продолжу!
После поминок по бабке Катя открыла ключом шкаф, нашла там много тетрадок и несколько очень старых книг, написанных от руки непонятными буквами. Не один месяц ушел у нее на изучение наследства, но в конце концов девочка разобралась в бабкиных записях и старинных томах. Наверное, Кате и впрямь перешли некие способности, потому что к двадцати годам ее иначе как ведьмой не звали. Правда, называли так за глаза, только разве в деревне что скроешь?
Теперь люди шли к Кате, точь-в-точь как когда-то к Зине, и некстати забеременевших баб тоже принимала она. Сколько плодов вытравила молодая умелица, не знал никто, Катерина умела держать язык за зубами. Если честно, ей нравилась власть над людьми, радовало, как деревенские кумушки, стоявшие длинной очередью в местном магазине, расступались и говорили:
– Проходите, Катерина Сергеевна, мы не торопимся.
Да что там бабы, Катю уважал сам председатель колхоза, коммунист Сергеев. Высокому деревенскому начальству Катя вправила спину, и тот после этого случая всегда снимал кепку при встрече с девушкой.
В общем, жизнь шла хорошо, денег Катя не брала, но приносимых подарков вполне хватало для сытого существования. Была лишь одна беда: после смерти отца и тетки – на близких отчего-то умение Кати не действовало – девушка осталась одна.
Холостые парни обходили ведьму стороной, если Катя заглядывала в клуб, на танцы, юноши мигом убегали курить и возвращались в зал лишь после ухода ведьмы.
Так бы и куковать девушке вековухой, но тут из Москвы прибыл по распределению новый доктор, молодой симпатичный Павел.
Через два месяца сидения в вечно пустом медпункте он пошел к председателю и недоуменно спросил:
– Амбулатория одна на восемь деревень, почему народа нет?
– Так здоровы все, – кашлянул коммунист Сергеев, – не болеют!
– Никогда?
– Вроде того.
– Удивительно, – пробормотал Павел, – вчера на улице встретил женщину, толстую такую, в красном платке.
– Марфа это, – кивнул председатель.
– С раздутой рукой, – продолжил врач, – прямо силой заставил показать, явная флегмона. Хотел бабу отвести в медпункт, вскрыть нарыв, так не далась! Утром домой к ней наведался, и что? Прошла болячка!
– Бывает.
– Но не в этом случае!
Сергеев замялся, потом шепнул:
– Катька вылечила, ведьма!
Павел был комсомольцем, ни в бога, ни в черта он не верил, к деревенской знахарке пошел с желанием прочитать старухе нотацию, заставить ту прекратить заниматься мракобесием. Но вместо дряхлой жабы молодой человек увидел красавицу.
Когда по деревне разнесся слух, что доктор хочет жениться на ведьме, председатель под благовидным поводом зазвал к себе врача и начал мямлить нечто невразумительное.
– Да в чем дело, говорите прямо! – велел доктор.
– Брось ее, сынок, – ляпнул Сергеев, – горя не оберешься. Лучше на мою дочку глянь, красавица выросла.
Павел скривился:
– И вы глупости повторяете!
– Значит, не послушаешься?
– Ясное дело, нет, – отрезал безбожник.
На свадьбу пришло все село, пили-гуляли три дня, а потом Катя стала помогать мужу. Теперь страждущие шли в амбулаторию. Их там принимал врач в белом халате, он старательно заводил историю болезни, выслушивал трубкой, вручал с умным видом порошки, только все равно народ знал: лекарит Катя, а муж так, для виду.
Жила пара хорошо, дружно, одна беда, дети у них не задерживались. Первый младенец родился мертвым, второй скончался через месяц, третий, правда, протянул до трех лет и утонул. Больше Катя не беременела.
– И правильно, – сказала один раз сгоряча Танька Федотова, – не желает Господь ей наследников давать, оно и понятно почему, сколько душ загубила!
– Молчи уж, – заткнули болтунью соседки, – сама небось на аборт ходила!
Танька приумолкла. Катю в деревне хоть и побаивались, да уважали, а от Федотовой никто отродясь помощи не видел.
Относительно спокойно и счастливо Катя прожила довольно долго, но потом на нее посыпались несчастья, да еще какие!
Сначала умер Павел, сгорел в два часа от непонятной болезни, у него резко подскочила температура, потом начался бред, судороги, и очень быстро наступила смерть. На беду, именно в этот день Катя отправилась в Калистратовку принимать роды. О мобильных телефонах в те годы и не слыхивали, обычный-то имелся лишь в кабинете у председателя, да и то черный, словно высеченный из камня, аппарат большую часть времени простаивал «немым», потому что любой мало-мальски сильный ветер валил гнилые столбы с проводами.
Представляете чувства Кати? Ушла утром, веселый, здоровый муж махал вслед жене рукой, вернулась – супруг уже остыл.
Не успела Катя похоронить Павла, как приключилась новая беда. К ней на аборт пришла женщина из Жуковки, знахарка проделала все необходимые манипуляции, и «пациентка» ушла. Через три дня в дом ведьмы ворвалась толпа разъяренных людей, впереди с топором в руке шел взбешенный мужик. Не обращая внимания на слезы Кати, он порубил все, что можно, поколотил окна, остальные участники «демонстрации» старательно доламывали то, что не заметил буян. Уничтожая уютный дом, они походя объясняли Катерине суть вопроса.