— Meu Deus! Боже мой! Прошу прощения! — Он почувствовал, что колени его прикасаются к ее бедрам. — Какой я идиот!
— Ничего страшного. — Изабел слегка задыхалась, но улыбка уже тронула уголки ее губ. — Это случайно. Мне не надо было вмешиваться.
— Ты хотела мне помочь, — мрачно возразил ей Алессандро, пытаясь дышать ровнее. Щеки его слегка покраснели от столь неудобного положения. — Боже, что ты обо мне подумала! Не только уродливый, но и немощный…
— Ты не немощный! — Изабел быстро взглянула на него. — А что касается уродства, то…
Ее рука, непроизвольно поднявшись, прикоснулась к шраму на его лице. Алессандро отвел голову назад, но Изабел продолжала гладить его щеку.
— Нет, — хрипло прошептал он, схватив ее за руку. — Не делай этого.
Он поднес ее руку к своим губам и поцеловал ладонь. Затем прямо взглянул в ее глаза, и ей снова внезапно стало трудно дышать.
— Изабела, — он произнес ее имя срывающимся голосом, — я этого не хотел.
— Я знаю. — Изабел содрогнулась. А затем, пытаясь разрядить обстановку, с улыбкой добавила: — Вряд ли ты хотел уложить меня на диван.
Алессандро вздохнул:
— Я совершенно не это имел в виду, и ты знаешь об этом.
Его взгляд устремился на ее распростертое тело, задержался на полоске нежной кожи, выглядывавшей из-под края блузки. Когда он опрокинул ее на диван, должно быть, он непроизвольно стянул ее шорты ниже, потому что теперь видна была ямка на ее животе…
У Алессандро перехватило дыхание. Он знал, что если дотронется до Изабел, то уже не будет отвечать за себя. Он уже был возбужден, и — странно и смешно — нога его переставала болеть, когда он смотрел на нее. И сейчас он боролся с неистовым желанием погладить ее нежную кожу, ощутить ее тепло…
Изгиб ее живота был таким соблазнительным… Если он поцелует ее здесь — в эту ямку, словно созданную для его губ, — будет ли она такой же сладкой, как тогда?..
Он помнил о ней все: о том, что было в тот день и в тот вечер, когда он пришел к ней домой, пока не раздался телефонный звонок его отца. Он не мог забыть о том, как, уткнувшись лицом в ее лоно, он вдыхал мускусный аромат, который сотворили их разгоряченные от желания тела.
Deus!
Он попытался прийти в себя — как тогда, когда раздался звонок отца, — но это было бесполезно. Он ощущал ее соски, напрягшиеся от желания, и запах ее разгоряченного тела, и понимал, что она не способна сопротивляться.
Пальцы его крепко сжали ее предплечья, когда он хотел откинуться назад, но, побоявшись оставить на ее коже синяки, расслабил руки и нежно прикоснулся к ее плечам. И сразу почувствовал, как они вздрогнули, отзываясь на его прикосновение.
Стиснув зубы и собрав остатки воли, сказал:
— Этого не должно произойти.
— А ничего и не происходит, — вспылила Изабел, но он понял, что она сама не верит этому.
— Происходит, — ответил он, и голос его был низким от переполнявшего его желания. — Разве я не вижу, как реагирует твое тело? Это невозможно скрыть.
— Я… Алессандро…
Но было слишком поздно. Он уже склонил свою голову, жадно обхватив ртом соблазнительный сосок, выступавший под тонкой тканью.
— Querida, — сказал он хрипло, переключаясь на другой сосок. — На тебе так много одежды…
Изабел тихо вскрикнула. Она тонула в море чувственности и, когда руки его крепко сжали ее ягодицы, судорожно изогнулась в страстном порыве, подаваясь навстречу ему.
— Ты прекрасна, — хрипло прошептал он и погладил пальцем ямку на ее животе. И если ты выключишь свет…
— Нет. — Изабел, приподнявшись на локте, взглянула на него. — Ты думаешь, меня волнует, как ты выглядишь?
— Меня волнует, — тихо произнес он, но она, склонившись над ним, уже стала расстегивать его рубашку.
— Нет! — Он схватил ее за руку.
— Да, — твердо сказала она, обхватив руками его лицо и целуя его шрам. — Поверь мне, Алессандро, я не собираюсь тебя покидать.
Но она покинет его. Алессандро это знал. Он знал, что был дураком, когда верил женщинам. Разве они с Мирандой не явились тому доказательством? Но сейчас, когда груди ее так возбуждающе касались волосков на его груди, уже поздно было сопротивляться…
Прижав Изабел спиной к подушке дивана, он жадно впился в ее губы и отдался велениям своего тела.
Он медленно осознавал окружающую обстановку.
Изабел. Изабела…
Неловко пошевелившись, Алессандро повернулся на бок и оглядел комнату. Где Изабел? И как выбралась из-под него, не разбудив? Обычно он спал очень чутко.
Слегка вздрогнув от боли, он свесил ноги с дивана и оглядел свое обнаженное тело. Значит, поэтому она не захотела понежиться с ним в кровати после интимной близости! Боже! Не обращать внимания на его изуродованную внешность в пылу страсти — это одно, но смотреть на его шрамы невозмутимым взглядом — совсем другое.
Проведя рукой по лицу, он встал. Затем поднял с пола джинсы и торопливо надел их, засунув в карман трусы. Ему надо прикрыть свои шрамы, прежде чем их снова увидит Изабел.
Он уже застегивал рубашку, когда услышал шаги. Обернувшись, увидел в дверях Изабел в банном халате.
— Привет, — тихо сказала она, и голос ее слегка дрогнул. — С тобой все в порядке?
— А почему бы и нет? — парировал Алессандро, но в тоне его прозвучала горестная нотка. Он скривил губы. — Как это говорят в подобной ситуации? Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством. Пора и честь знать.
Бледное лицо Изабел еще больше побледнело.
— Ты спал, — возразил она. — Я не хотела тебя беспокоить.
— Да? — Тон Алессандро был язвительным. Он невидящим взглядом посмотрел на свои наручные часы. — Разве я так долго спал?
— Да, долго.
Алессандро снова взглянул на часы, и на этот раз четко увидел стрелки. Был третий час ночи. Он проспал добрых два часа!
— Прости, — обескуражено произнес он. — Я должен идти.
Изабел промолчала. Она просто стояла, глядя на него, и он снова почувствовал к ней непреодолимое влечение.
Но на этот раз его разум возобладал. То, что у них было, потрясающе, невероятно, но — как и тогда, в Лондоне, — это нельзя больше повторять. Обстоятельства снова были против них.
Он направился к двери, с великим трудом превозмогая боль, чтобы не хромать. Он чувствовал на себе ее взгляд, но у него еще осталось немного гордости. И прежде чем открыть дверь, Алессандро повернулся:
— Кстати, скажи, как прошло интервью?
Глаза Изабел расширились. Она не могла поверить, что он спрашивает ее об этом — сейчас, в такой момент! Неужели он совершенно бесчувственный?