— Напрасно. Ты же знаешь, что я квалифицированный консультант.
— Нам трудно будет сработаться.
— Глупости. Работа есть работа.
— Я боюсь дать повод Ченнингу и Лоретте потащить меня в суд! — теряя терпение, воскликнула Мэри.
Кейн остановился и, серьезно посмотрев на нее сверху вниз, заботливо обнял за плечи и прижал к себе.
— Не нужно вести себя как герой-одиночка в стане врагов. Возможно, ты еще не поняла, но я нашел тебя, чтобы остаться. С этого момента ты под моей защитой. Тебя не должно это пугать.
— Кейн… сложности будут.
— Конечно, милая, но мы справимся, — нежно заверил он, заглядывая в ее небесные глаза.
Однако убедить, Мэри было не просто. Она ясно помнила все оскорбительные слова, сказанные им при расставании.
— Могу я знать, чем вызваны такие перемены? Помнится, ты говорил, что нас связывал только секс. Заверял, что я не имею права рассчитывать на большее, поскольку тебе и без того слишком дорого обошлось мое содержание, — решила выяснить отношения Мэри.
— Может быть, я и сказал что-то в этом роде. Для того чтобы задеть твое самолюбие. Не удивительно — вошел в раж, наговорил лишнего. Мы оба не отличаемся чувством меры.
Кейн был совершенно прав. Что касалось Мэри, страстность была у нее в крови, чем бы она ни занималась. Наиболее бурно это выплескивалось на полотна. Неуемность была тем бичом, с которым она особенно старательно боролась в последнее время.
— Вот видишь. Ты сам сказал, почему нам не стоит возобновлять отношения.
— Я прошу меня простить за все, чем я тебя когда-либо обидел. Или тебе нужны какие-то поступки в доказательство моего раскаяния? Или, может быть, ты хочешь жертв? — говорил он с нарастающим раздражением, отчего его британский акцент звучал вычурнее обычного.
— Бог с тобой, возвращайся в свою жизнь, Кейн, — флегматично ответила Мэри.
— Не знаю, что они с тобой сделали, но ты действительно на себя не похожа. Зато я все тот же и сдаваться не привык. Если я поставил перед собой цель, то обязательно ее достигну.
— Это больше похоже на угрозу, чем на признание, — Мэри настороженно посмотрела на Кейна.
— Плевать! — выкрикнул он — и рассмеялся.
Кейн и прежде озадачивал ее резкими эмоциональными переходами. Чопорный в великосветских кругах, он был невероятно непредсказуем в личном общении. Ей было весело с ним. Он заражал своей беззаботностью и одержимостью. Но последняя из клана Дюваллов не могла себе этого позволить.
— К сожалению, у нас противоположные цели, Кейн.
— Ошибаешься. Тебе нужна помощь в учреждении трастового фонда. Лучшего специалиста, чем я, тебе не найти. Потому что помимо профессиональных знаний и опыта у меня мощный личный стимул. Я не бросаю друзей в беде.
Мэри в недоумении подняла брови.
— Ты сомневаешься? — спросил он, увидев ее картинное удивление.
— У меня нет оснований доверять тебе безоговорочно. Насколько я помню, друзьями мы никогда не были. Но если тебе неймется помочь мне в делах, я принимаю твое предложение, — резюмировала Мэри и протянула ему руку в знак согласия.
* * *
После трехчасовой беседы с адвокатом и Ченнингом Морхэдом голова Мэри раскалывалась. Макс Прейвин был поверенным в делах деда. Добродушный пожилой джентльмен, он на протяжении всего разговора не оставлял надежды примирить непримиримых Мэри и Ченнинга. Разумеется, тщетно.
Она откровенно изложила все свои планы относительно наследуемого ею состояния, подчеркнула, что принимает каждое поставленное перед ней условие, и обязалась строго соблюдать их. Адвокат довел до ее сведения, что, если выяснится ее причастность к какому-либо скандалу, из-за которого пострадает реноме династии Дювалл, вся унаследованная ею сумма будет взыскана, включая то, что она успеет истратить к тому времени. Возможно, осознание этого факта также стало причиной головной боли.
Возвращаясь к своему припаркованному у тротуара новенькому «мерседесу», она ощутила непреодолимое отвращение к сложившейся ситуации. Было искушение махнуть на все рукой. Так бы раньше она и сделала, повинуясь эмоциональному порыву и максимализму юности. От этого поступка ее удерживало только обязательство, данное себе, и долг перед умершим при родах младенцем. Только достигнув цели, она могла оправдать себя в собственных глазах.
Состояние смятения не позволило ей сесть за руль, и Мэри решила прогуляться вдоль побережья и зайти по пути в галерею своей подруги Эммы. Увидев сквозь громадную витрину, что Эмма занята с посетителем, Мэри предпочла подождать снаружи. В витрине экспонировалось четыре ее картины, посвященные столь любимому ею Парижу в каждый сезон года и объединенные в одну инсталляцию.
— Эти работы выгодно отличаются от тех, что ты делала прежде, — услышала она голос за своей спиной.
Обернувшись, Мэри увидела Кейна, одетого в черный пуловер и потертые джинсы. Его волосы разрозненными прядками спадали на лицо, отчего весь вид его был трогательно небрежным. Интересно, сказал ли он это просто так или действительно помнит ее старые работы?
— Ты считаешь? Нет предела совершенству. — Весь свой скепсис она вложила в интонацию.
— Художник и не должен быть удовлетворен своей работой, это удел зрителей, — резонно заметил Кейн.
— Как ты очутился в этой части города? — сменила она тему.
— Почему тебя это удивляет? Мы ведь теперь финансовые партнеры. Не мешало бы обсудить твой проект.
— Но как ты узнал, что я буду тут?
— Я не знал, просто собирался перекусить напротив, — он указал на кафе через дорогу.
— А то я на секунду подумала, что ты следишь за мной, — неосторожно высказалась она и почувствовала себя в глупом положении, поймав его удивленный взгляд.
— Кейн, мне кажется, правильнее будет все сделать самой.
— Я думал, мы уже это обсудили и пришли к окончательному решению.
— Меня беспокоит, что, если Ченнинг пронюхает о наших отношениях в прошлом, у него появятся основания опротестовать мое право на наследство.
— Он не узнает, потому что ни ты, ни я ему об этом не скажем.
Встретив Кейна, Мэри раздумала навещать галерею подруги, опасаясь возможных пересудов. Они отправились в ближайший парк со смотровой вышкой в центре. Дойдя до могучего кленового дерева, Кейн остановился, обнял Мэри за плечи и проникновенно сказал:
— Прости меня.
— За что?
— За то, что не всегда правильно поступал, когда мы были вместе.
— Нам обоим есть в чем себя винить, — неопределенно ответила Мэри, отведя глаза.
Она винила себя за боль, причиненную родителям, оскорбленным ее связью, не скрепленной узами брака. Она была тогда на вершине блаженства и не желала воспринимать их доводы.