– Сколько вы проработали? – ласково спросила я.
Лида нахмурилась еще сильней.
– Десятого августа пришла, срезалась на экзаменах в институт, хотела в другой документы нести, а мать разоралась и велела работать идти. Может, и верно, у меня в аттестате одни трояки. Я вообще-то думала на парикмахера учиться, да мама вот против.
– Ну вы бы ей объяснили, что в пейджинговой компании не сахар.
– Ага! Я пыталась! Не понимает ни фига! Сама-то на улице газетами торгует, мерзнет вечно, вот и загундосила: хорошая служба, в тепле, делать вообще ни фига не надо. Сиди себе, по телефону болтай. Во наивная!
– И вам работа в «Ом» не понравилась сразу?
– Не-а. Ваще отстой.
– Почему же вы не уволились?
Лида села в кресло.
– Так мама велела: пока учебный год не начался, изволь пахать, я тебя, дылду здоровенную, содержать не собираюсь!
– Погодите, какая учеба? Я поняла так, что вы не выдержали экзаменов.
– Это в институт, я с ноября записалась на курсы маникюрш, буду гелиевые ногти делать, за такое очень хорошо платят.
– Значит, до первого звонка вы собирались сидеть в «Ом»?
– Куда ж деваться? – дернула плечиком Лида. – Мать у меня строгая, живо зуботычин насует, не обрадуешься.
– Следовательно, планов покидать «Ом» до ноября вы не имели?
– Ну… нет.
– Тогда с какой стати столь спешно убежали?
Лида прикусила нижнюю губу.
– Так ведь не поступают, – вкрадчиво сказала я, – не в детский сад же ходили! На службу. Следовало подать заявление об увольнении, предупредить за десять дней. Вас ведь могут заставить отрабатывать.
– Нет! – взвизгнула Лида. – Никогда больше к вам не пойду! Хоть убейте!
Я уперлась взором в ее испуганное личико.
– Лида!
– Чего?
– Кто вас напугал?
– Меня? Да вы че! Просто я устала, – стала неумело врать Лида.
– Ладно, поставлю вопрос по-иному. Что вы увидели из окна туалета?
– Ничего! Совсем! Ей-богу! Правду говорю!
– Убивали на ваших глазах?
Лиза затряслась.
– Ничего не знаю!
– Хотите, расскажу, как обстояло дело?
Лида задрожала еще сильней.
– Вы пришли в сортир, дабы покурить, – медленно начала я, – надеюсь, не станете отрицать факт баловства табаком?
– У меня есть сигареты.
– Хорошо, вернее, плохо, но у нас сейчас не лекция о здоровом образе жизни. Вы пришли в туалет, верно?
– Ну… нам ваще не разрешают дымить, сами ж знаете!
– И тем не менее операторы бегают в туалет с сигаретами.
– Ага.
– Отлично. Вы задымили, а потом испугались, что запах пойдет в коридор и кто-нибудь из начальства вас приметит и наложит штраф.
– Да.
– Подошли к окну, распахнули створку и… Лида, немедленно говорите, что вы увидели?
Девушку заколотило в ознобе.
– Ничего, – выдавила она наконец из себя, – я не смотрела во двор, просто открыла стеклопакет, чтобы дым унесло. Если там кого и убили, то я совершенно ни при чем! Никаких женщин я не видела!
Я вскочила на ноги.
– Перестань врать!
– Ей-богу, – дрожащей рукой стала креститься Лида, – я не глядела вниз. Живенько покурила и назад!
– С воплем: «Ухожу»?
– Ну… да! Достала меня эта работа! Все. Чего приперлись? – пошла внезапно в атаку Лида. – Не крепостное право на дворе. У нас свобода!
– Это верно, – кивнула я, – твоя правда. Нынче человек сам выбирает, где ему служить, кое-кто и вовсе не работает, но при этом чувствует себя просто великолепно. Ладно, ухожу, ответь лишь на самый последний вопросик, маленький и короткий.
– Ну? – обрадовалась Лида. – Какой?
– Очень простой. Если ты не смотрела вниз и вообще ничего не знаешь о происшествии, то откуда тебе, голубка, известно, что во дворе убили женщину? Отчего ты сказала: «Если там кого и порешили, то я совершенно ни при чем! Никаких женщин я не видела»?
Лида моргнула раз, другой, третий, потом раскрыла рот.
– Только не ври, – быстро сказала я, – Марина тебе ничего не рассказывала, она не сумела до тебя дозвониться, а милиция приехала во двор уже после твоей спешной эвакуации. Так как, а?
Лида посерела.
– Вы не из «Ом»! Ой, пришли меня арестовать, да?
Я снова села на продавленный диван.
– Послушай внимательно. На самом деле я не имею никакого отношения к пейджинговой компании и в милиции тоже не служу. Меня зовут Евлампия. Женщина, которую тяжело ранили во дворе, моя родственница. Сейчас она в реанимации, висит на волоске между жизнью и смертью. Ей ни в коем случае нельзя нервничать, но ведь ребенок-то пропал. Сделай одолжение, расскажи, что видела, этим ты, скорей всего, спасешь две жизни.
– Какой ребенок? – изумилась Лида.
Я покосилась на нее. Удивление девушки вроде было совершенно искреннее.
– Гена, новорожденный младенец.
– Его там не было.
– Хорошо знаешь? У Оли с собой была коляска.
– Нет.
– Как «нет»?
– Ну она ничего не имела, только пакет взяла.
– Какой?
– У той тетки кулек, из супермаркета!
– Сделай одолжение, – пытаясь соблюдать спокойствие, попросила я, – расскажи последовательно.
Лида прижала руки к груди и затараторила.