– Вы поговорили с Олей? – спросила я, стараясь переварить услышанное.
Мы с Катюшей всегда наивно считали, что Ольга счастливо живет с Геной. Вернее, не так, счастливой Белкина при ее характере не будет никогда, но ее брак казался вполне стабильным, а жалобы на безденежье и невнимательность мужа ритуальными.
– Нет, – буркнул Роман.
– Почему?
– Она словно под землю провалилась, – пояснил Оболенский. – Хотел соединиться с ней сразу, после беседы с Натой, вышел во двор, а мне звонок: Соня почувствовала себя плохо, ее забирают в больницу. Естественно, я рванул в клинику, выбросив из ума всех, кроме жены и будущего ребенка!
Внезапно мне в голову ударила неожиданная мысль. Ребенок! Вот она, разгадка. Наверное, Роман решил отнять у Оли младенца, нанял киллершу, та напала на Белкину, схватила Гену и доставила его отцу. С женой Роман, небось, договорился. Если сейчас он скажет мне, что у него родилась двойня, то я права. Один из парочки – Гена.
– У вас ведь появились дети? – быстро спросила я.
– Да, – улыбнулся Оболенский, – только почему вы говорите во множественном числе? У нас девочка, назвали Женей.
– А мальчика? Мальчика нету? – настаивала я.
– Не получился, – развел руками Роман, – может, в следующий раз, если бог даст, сынишку родим.
Я сунула в рот чаинки, оставшиеся на дне чашки, и стала жевать листочки. Да, версия лопнула, не успев появиться на свет. И потом, Роман же говорил сегодня со мной по телефону как с Ольгой. Нужно быть гениальным актером, чтобы так правдиво сыграть негодование, злость и гнев, ведь он не знал, что трубку взял посторонний человек. Нет, увы, снова тупик. Роман тут ни при чем.
– Значит, с Белкиной вы не общались?
– Едва Соне стало лучше, я начал звонить Ольге. Только телефон постоянно твердил: «Абонент недоступен», – пояснил Роман, – каждый день я набирал и одно и то же слышал. Уже подумал было, что она номер сменила, и вдруг: «Алло». Ну и понесло меня по кочкам. Так зол был, что не понял, с кем разговариваю, услышал женский голос и завелся!
– Насколько я помню, вы были очень грубы.
– И что?
– Да так. Денег не обещали, не послушались Нату.
– Мой опыт подсказывает, что шантажист никогда не успокаивается, – рявкнул Роман, – только дай копейку, через неделю затребует рубль. Нечего на меня так смотреть! Можете считать меня чудовищем, но смерть Ольги принесла мне одно облегчение, никакой скорби или горя я не испытываю! Да!
Я молча слушала Оболенского. Нет, похоже, он к исчезновению Гены и нападению на Олю не имеет никакого отношения. В противном случае начал бы сейчас плакать, причитать и говорить о своих нежных чувствах к Белкиной.
– И судьба ребенка вам безразлична? – решила я окончательно удостовериться в своих предположениях.
– Абсолютно! – отчеканил Роман. – Сейчас я стопроцентно уверен: он не мой сын.
– А если все же?
– Нет. У ребенка есть отец, пусть он его и воспитывает. Слава богу, кошмар закончен, могу больше не бояться за Соню, – откровенно обрадовался Оболенский.
Я вынула блокнот.
– Дайте мне телефон Наты.
– Пишите, – воскликнул Оболенский, – она вчера как раз вернулась из Германии.
Я молча достала блокнот. Похоже, Роман обрадовался сверх меры и расслабился, вон, даже не стал интересоваться, зачем мне Ната.
Домой я приехала совсем поздно, но Катя еще не спала.
– Можно? – всунула я голову в ее комнату.
– Входи, – улыбнулась Катюша.
– Ты ведь давно знакома с Белкиной?
– Всю жизнь, – ответила Катюня, – а что?
– Нату знаешь?
– Кого?
– У Белкиной имелась подруга, Ната!
Катюша нахмурилась.
– В первый раз слышу, что у нее были близкие люди, кроме нас. Ты ничего не путаешь?
– Вроде нет. С Натой Оля училась в одном классе.
Катя вздохнула.
– Ну, про школу ее я ничего не помню, мы посещали разные учебные заведения. Но, насколько знаю, Белкина тесно ни с кем не общалась. Ты ведь в курсе, какой она тяжелый человек. Только я у нее и была в юности, да и то… Ладно!
– Нет уж! Раз начала, так говори!
Катя села в кровати и поплотнее закуталась в одеяло.
– Дело давнее, вспоминать неохота.
– Связано с Белкиной?
– Ага.
– Тогда рассказывай.
– Но зачем? – вяло сопротивлялась подруга.
– Надо.
Катюша тяжело вздохнула.
– Наши отношения с Олей были спорадическими. В детстве мы одно время дружили, потом в школе дороги разошлись, позднее снова начали общаться, а на четвертом курсе разбежались, и, казалось, надолго. Белкина редко заходила в гости, а мне тоже недосуг было, да еще Сережка родился. Ты что-нибудь про его отца знаешь?
– Нет. Ты не рассказывала.
– Ага, – кивнула Катя, – Сережа сын профессора Шиманского, моего преподавателя. Знаешь, студентки частенько влюбляются в педагогов. Свои однокурсники кажутся им дураками, глупыми мальчишками, а тут появляется зрелый мужчина с благородной сединой, умный, обеспеченный. Вот и я попалась на крючок. Мы с Шиманским два года прожили, потом Сережка родился. Мой муж был категорически против беременности, а я родила. На том мы с ним и расстались. Шиманский, правда, денег давал и вообще первое время вел себя интеллигентно. На Сережку смотреть не хотел, знакомиться с ним не собирался, но обеспечивал сына.
Только потом ручеек купюр вдруг иссяк. Катя, преодолев гордость, позвонила бывшему и напомнила:
– Сегодня десятое число.
– И что? – возмутился профессор.
– Вроде ты первого нам деньги всегда присылаешь!
И тут из Шиманского полились такие речи, что Катюша оторопела. Ну кто мог заподозрить профессора в столь виртуозном владении ненормативной лексикой! Если опустить все неприятные словесные обороты, то суть высказываний преподавателя сводилась к очень простым мыслям. Денег он Кате более никогда не даст, общаться с бывшей женой не желает.