— Да что же ты застыл?! — Проповедник потерял последнее терпение и заорал мне на ухо. — Беги, пока не поздно!
Я чертыхнулся и вновь припустил, стараясь держаться выбранного направления. Лес был редкий, с тонкими осинами и березами, со множеством ложбинок и выемок, заросших по краям заячьей травкой и мелкими цветками с белыми венчиками, название которых я не знал. Чертов лес казался бесконечным, я вдоволь по нему побегал и, кажется, заблудился, потому что шум горной реки иногда раздавался справа, а иногда слева от меня. В этой проклятой глуши сам Сатана бы заблудился, не говоря уже обо мне.
Проповедник, не успевая за мной, подотстал, но все еще продолжал орать мне в спину, чтобы я поторопился и поднажал. Меня просто разбирало желание остановиться и отвесить ему пинок по костлявой заднице, несмотря на все его лучшие побуждения. Пугала со мною не было. Оно осталось наблюдать за обедом старг, которые приканчивали моих менее везучих спутников.
Если коротко, то по лесистому кантону Вальз последние два дня я путешествовал с обозом. Места здесь дикие, встречались разбойники, рисковать по-пустому не хотелось, а в обозе восемнадцать человек — торговцы, их охрана и пилигримы, направляющиеся через Кантонские земли на север Нарары, к благочестивым местам, где жила святая Марианна.
Хозяину обоза вздумалось сэкономить и срезать дорогу, отправившись по старой, напрямик. Один из местных сказал, что так короче и безопаснее. Разбойники, мол, там не шалят. Тут он, конечно, не соврал. Разбойники действительно не шалили, потому что их всех давно уже выпили досуха. Так что вокруг была тишь да гладь, которую давно не тревожили люди.
Мы остановились на одном из лесных хуторов, всего-то пять домишек среди лугов. И вот тут начались неприятности.
Дружелюбные хозяева всех обнесли пьянящим яблочным сидром, который так прекрасно утоляет жажду по такой жаре. Мало кто отказался от подобного подношения. Избежали напитка лишь конюх, возившийся с лошадьми, Младишек — начальник стражников, отправившийся проверить дорогу на том конце хутора, да пилигрим, что дал обет ничего не принимать из чужих рук.
Я был в числе тех дураков, кто не почувствовал подвоха и выпил, но оказался единственным счастливчиком, оставшимся на ногах и не превратившимся в безвольную колоду, из которой так приятно тянуть кровь уютными вечерами, под стрекот цикад и мерцание звезд. Как я уже говорил, сегодня был день бесконечного везения, и мне оставалось только благодарить Софию, что яды больше на меня не действуют.
Старг было шестеро, этого больше чем достаточно, так что я выскочил через окно и бросился прочь. Вместе со мной по деревне улепетывали трое уцелевших.
Первым у самой кромки леса поймали подвывающего от ужаса пилигрима. Затем, уже в лесу, когда нам стали наступать на пятки, Младишек воткнул нож в бедро конюха, чтобы тот не смог больше бежать, и тем самым задержал уже дышавших нам в затылок кровососов.
Спасти конюха я не мог, он был тяжелее меня, и, таща его на закорках, я бы лишь преподнес старгам и обед, и ужин. Единственное, что я сделал, так это спихнул Младишека в овраг, и он, кувыркаясь и ругаясь, скрылся среди высоких хвощей.
Совесть моя была чиста. Ублюдок заслужил неприятности, к тому же оставлять его рядом с собой было глупо. Получить нож в спину в самое ближайшее время в мои планы совершенно не входило.
Проповедник окончательно отстал и затих, вокруг меня шумел лес, которому не было никакого дела до того, что в любую минуту из меня могут выпить всю кровь. Я остановился и, уперев руки в колени, жадно хватал ртом воздух.
Вот ведь влип! И в ближайших двадцати милях нет никакого сельдерея, которым можно было бы отпугнуть этих тварей. У меня имелся лишь кинжал, палаш остался вместе с лошадью на этом богом забытом хуторе. А с кинжалом, даже с моим кинжалом, против этих иных существ не повоюешь. Здесь требуется нечто потяжелее и посерьезнее, если у тебя нет при себе пучка спасительной травы или хорошего дубового кола.
Сначала позади, а потом справа прозвучали ослабленные расстоянием голоса, твари перекликались между собой. Их упорство было вполне оправданным, так как они не желали, чтобы кто-нибудь уцелел и привел подмогу. Поэтому от меня не отстанут.
Я побежал налево, туда, где пока еще властвовала тишина. Ломая кустарник, чертыхаясь, перескочил через ручей, не рассчитал, с плеском грохнулся в него, подняв тучу брызг. Я сильно наследил на берегу, но исправить ничего уже было нельзя, так что и жалеть нечего.
Старга, розовокожая тварь с огромными ушами и носом-хоботком, острым, словно бритва, и твердым, как бриллиант, как раз досасывала остатки крови Младишека, которому удалось удивительно далеко убежать, прежде чем его поймали.
Она заметила меня, стала вставать с колен, но я не собирался подставлять ей свою шею. Не замедлив бега, оказался рядом, прыгнул вперед ногами, подошвами башмаков ударив в омерзительную рожу, и повалил кровопийцу на землю.
Лапы старги схватили меня за ногу, дернули, я упал, вновь что есть силы долбанул ногой ей в подбородок, выхватил кинжал и несколько раз ударил ее в грудь. Леденющая бурая кровь попала мне на лицо и руки, но я все равно продолжал бить, пока вампиру не удалось скинуть меня. Я приземлился на четвереньки в ярде от короткой шпаги Младишека. Зевать и хлопать глазами было чревато невосполнимыми потерями.
Шпага куда тяжелее и эффективнее моего клинка, и пускай в итоге она также бесполезна, но остановить старгу на какое-то время сможет. Широко размахнувшись, я всадил клинок твари в глаз. Та закричала, громко, жалобно, с непередаваемой обидой, так что этот крик, наверное, услышали все ее товарки. Я ударил ей по второму глазу, но, даже ослепленная, она оставалась опасной, так что я не стал с ней больше возиться и постарался убраться прежде, чем она исцелит раны.
Да уж. Это не тетушка Белладонна, старга с патентом от Церкви, которую мы с Гертрудой встретили на балу в Ночь Ведьм. Та хотя бы могла держать себя в руках, а эти твари словно с цепи сорвались.
Заплутав, я угодил на болотину — узкий язык почвы, примыкающий к реке, заросший осокой и тонкими деревцами. Лезть по нему вперед было губительно, хотя поверхность на первый взгляд казалась не слишком опасной, но если застрять на середине пути, то, прежде чем я выберусь на твердую почву, меня обязательно догонят. Я повернул назад, затем побежал вдоль опасного участка, спугнув сидевшего под кустом зайца.
Когда я достиг реки, то первым делом упал на берегу, погрузив ладони в мелкий, сероватый речной песок, и стал жадно пить. Вода имела привкус тины, но сейчас мне было совершено все равно — у меня было желание выпить всю эту реку, до самого дна, однако краем глаза я вдруг заметил движение, резко повернулся и увидел стоявшее в камышах Пугало.
Оно выглядело очень довольным, что и неудивительно, так как к его поясу за седые волосы была привязана голова старги. В этом куске плоти все еще оставалась жизнь — иное существо вращало глазами и беззвучно раскрывало рот. Умирать старга могла еще сутки, они нереально живучие твари, особенно если под руками нет сельдерея.