Девушка сидела, привалившись к стене, тяжело дыша, всхлипывая и зажимая бок правой рукой. Я сел рядом с ней, сказав спокойным голосом:
— Мне надо осмотреть твою рану, Ханна.
Она убрала руку, и кровь сразу же побежала быстрее, заставляя темное пятно на ее одежде расползаться все больше и больше. В моей сумке был пакет с губчатой материей, я достал ее, разорвав вощеную бумагу зубами, приложил к ране:
— Сейчас я прижму ее как можно сильнее. Вот… так.
Девушка застонала, а затем спросила:
— Насколько серьезно?
— Не слишком. Меня трепали и сильнее. Ты очень быстро поправишься. И месяца не пройдет, — соврал я, думая о том, что кровопотеря ужасна, несмотря на все мои старания.
— А мне вечно все говорили, что стражи умеют прекрасно лгать, — прошептала Ханна, но улыбка у нее не получилась, и лицо вновь исказила боль.
Я взял девушку за руку, и ее пальчики сжали мои окровавленные пальцы.
— Как тихо… — через несколько мгновений прошептала Ханна. — Все кончилось?
— Все кончилось, — уверил я ее. — Ты просто молодец. Без твоей помощи у нас бы ничего не получилось.
— Хорошо. Очень хорошо… Скажи… как ты думаешь… ведь мы сделали богоугодное дело, и Он будет к нам милостив. Я не боюсь… не подумай… но дорога в рай… нам будет доступна?..
— Не переживай по этому поводу. — Мое горло сжали тиски. — Мы все сделали правильно.
Ханна тихо вздохнула и повторила:
— Хорошо.
Я разжал руку законницы, только когда ее глаза погасли. Мои пальцы были липкими от крови, и я вымыл руки водой из фляги, прежде чем опустить ей веки. Подняв девочку на руки, я понес ее из сарая. Не собираюсь оставлять Ханну в этой зловонной утробе.
Демон, сидевший на корточках в кругу и упустивший добычу, сказал:
— Отдай ее мне, человек. Тебе она уже ни к чему.
Я не ответил.
— Дай мне эту падаль, мясо! — взревел он. — Клянусь, когда я выберусь, то сожру тебя живьем!
Он ударил кулаком по невидимой стене, но колдовской круг держал крепко. В спину мне неслись ругательства и угрозы, но я, не слушая его, вышел и положил погибшую среди диких бледно-голубых фиалок, на душистой траве, поднял глаза и увидел перед собой задыхающегося Проповедника.
— Господи, Людвиг! Я уж думал… все, — с облегчением сказал он мне. — Дева Заступница, что у тебя с ли…
Только теперь он увидел Ханну и опустил руки:
— Нет.
— Прочти над ней молитву. Она бы этого хотела. Я пойду за монахом.
— Там они… — Он попытался что-то сказать, но я зарычал:
— Молитву, Проповедник! Больше я ничего не прошу!
Он увидел мой бешеный взгляд, понял, что говорить сейчас со мной бесполезно, и покладисто сказал:
— Сделаю.
Я пошел по изрытому, диковатому лугу туда, где случилось сражение.
Вёлеф лежал на спине, его грудь была рассечена ударом меча, рядом валялся перерубленный посох. Монах упал в пяти шагах от него, вся правая часть его лица обгорела. Даже после смерти могучий каликвец сжимал в руке клинок.
Господина Хюбера я нашел в глубокой воронке. Вокруг законника лежали обездушенные одушевленные.
Никто не может назвать это победой. Она вышла слишком горькой.
Громкий стон заставил меня вздрогнуть. Вёлеф, с искаженным, заросшим щетиной лицом, приподнявшись на левой руке, с трудом сжал окровавленные края рассеченной груди и вновь рухнул на спину.
— Живучий ты, ублюдок, — с ненавистью сказал я, оглядываясь по сторонам.
За поясом у господина Хюбера все еще находился пистолет, и высечь огонь было секундным делом. Я выстрелил в колдуна, когда он вновь начал подниматься. Тяжелая пуля, к сожалению, попала, ему не в голову, а в плечо, развернув и вновь опрокинув на землю.
Я выругался и пошел к нему. Не собираюсь успокаиваться, пока не отправлю его в ад. Не знаю, почему он все еще был жив, с такими-то ранами, но махнул в мою сторону рукой и помянул дьявола.
Магия не сработала, кровь была уничтожена, и вёлеф стал медленно отползать.
— Послушай! Ты ведь страж? Я вижу у тебя кинжал! Мы можем договориться! — прохрипел он. — Я дам тебе много силы. Силы, которой ты даже не знаешь! Посмотри мне в глаза и поймешь, что я не вру!
Как же. Смотреть в глаза такому, как он, еще хуже, чем визагану. Я прекрасно помню легенды и знаю, что после этого не выживают.
— Я скажу тебе то, что ты больше всего хочешь знать!
Остановившись рядом с телом брата Курвуса, я открыл его сумку и вытащил цепь. Пожалуй, это будет лучше меча, который все равно вряд ли мне подчинится. Увидев оружие в моей руке, колдун взвыл:
— У меня есть книга! Книга, по которой я учился! Я отдам ее тебе! Только помоги!
Трясущимися руками он вытащил из-за пазухи небольшой томик в белой обложке, на которой оказалась его кровь.
— Возьми! И уходи! Когда я поправлюсь, ты уже будешь далеко! Просто дай мне шанс! Я не враг стражам! Она даст тебе власть! Море власти! Только прочти!
Я поднял книгу, убрал ее за пояс.
— Мы договорились? — Вёлеф все еще тщетно пытался поймать мой взгляд.
Вместо ответа я крутанул цепь над головой, отпуская звенья. Она змеей скользнула между моих ладоней, и острый синеватый крюк со смачным звуком воткнулся в тело колдуна, подцепив того за ребро. Он заорал, а я, не слушая его ужасные вопли, развернулся, перекинув цепь через плечо, и, словно бурлак, волокущий баржу, потащил вёлефа к сараю.
Он голосил, даже когда я бросил его рядом с кругом, где неистовствовал демон, воющий в унисон с тем, кто вызвал его для охраны чаши. Выходец из ада знал то, что пока еще не было известно колдуну.
— Не хочу назад! — визжала тварь. — Не хочу! Выпусти меня, проклятущее мясо!
— Власть! Вечная жизнь! Чего ты хочешь?! Я все! Все тебе дам! Только не оставляй с ним! Прояви милосердие, страж!
Я рванул цепь на себя, и она, точно отвечая моему желанию, освободилась. Вёлеф ослабел настолько, что мне не составило труда привязать его моим поясом к одному из деревянных столбов.
— Аутодафе, колдун. Вот тебе мое милосердие.
Я вышел из сарая, закрыл дверь и опустил засов. Дернул, проверяя, выдержит ли. Окна были слишком маленькими, чтобы он выбрался. Проповедник взирал на то, что я делал, с молчаливым одобрением на лице.
Пугало стояло рядом с ним и смотрело на меня с неменьшим одобрением и удовольствием. Ему понравилось то, как я обращаюсь с цепью.
В сарае обреченно рыдал человек, он, как и все люди, не хотел умирать, несмотря на то что был чудовищем.