Женщина чрезмерно активная в социальном плане никогда не может быть истинно женственной. Она заявляет о себе как ложная женщина, роль которой в обществе либо гиперсоциальна, либо, реже, антисоциальна.
Антисоциальный тип женщины также можно отнести к категории ложной женщины. По своему профилю он близок к сексуальной женщине, поэтому я не выделяю его отдельно, но он как бы оттеняет тип женщины гиперсоциальной. Это, можно сказать, ее антипод, лишний раз подтверждающий, что чрезмерная общественная активность не только не присуща женщине, но коверкает и изламывает ее. Женщина антисоциальна, если чрезмерное сексуальное любопытство рано знакомит и сталкивает ее с мужчинами, которых можно условно назвать «сверхчеловеками» в низком значении этого слова за их независимое пренебрежение общественной моралью при полном отсутствии совести, за их зоологический эгоизм, корыстное самоутверждение, стремление к захвату, азартность, склонность к риску, агрессивность, тягу к грубым чувственным удовольствиям, циничность, себялюбивое чванство. В общении и взаимодействии с ними и им подобными женщина для достижения своих замыслов должна быть сильнее сильного и потому пытается превзойти, пересилить, перещеголять свое сомнительное окружение, снять и опрокинуть его, заставить его служить себе, а для этого она должна быть склонной к авантюризму, расчетливой, бессердечной, жестокой, преступной, наконец. Антисоциальность в женщине, надо сказать, всегда страшнее, мрачнее, жестче и безнадежнее, чем в мужчине, в ее антисоциальности есть какая-то окончательная сломленность, безысходность, за которую она дерзко мстит всем без разбора и мстит сладострастно, с упоением.
Внешность такой женщины во многом зависит от ее чисто физической привлекательности. Если она привлекательна, то не столько женской своей природой, сколько контрастом с женственностью. Она предпочитает мужской стиль одежды с элементами показной агрессивной экстравагантности и раздражающей мужчин неприступности.
Ее манера поведения будет лишний раз подчеркивать ее независимость, самостоятельность и нескрываемое честолюбие. Она скорее отталкивает, чем привлекает, хотя для мужского глаза представляет определенный соблазн.
Антисоциальная женщина рассчитывает на свои сексуальные возможности в борьбе за место под солнцем, ее антисоциальность часто связана с ее сексуальностью, во всяком случае, сексуальная женщина, о которой речь шла выше, во многих своих проявлениях антисоциальна.
Можно сказать, что в антисоциальной женщине очень глубоко травмировано женское начало, и потому она не только тайно, но и явно ненавидит социум, желая раздавить и подчинить его себе. Она презирает это сборище пошлых конформистов и демонстративно противопоставляет себя и свой образ жизни рутинной моральной середине, ненавистной серой посредственности. Ее антисоциальность не что иное, как жесткий протест против давления общества. Она хочет отбросить от себя не только заморализованную серость безликой массы, но и победить тот круг «сверхчеловеков», который способствовал ее душевному формированию, и потому в аморализме своем стремится превзойти и одолеть своих вольных и невольных «наставников», отомстить им и принизить их. Это бессознательное стремление быть больше и сильнее самых «крутых» мужчин всецело определяет ее логику поведения.
В отличие от нее гиперсоциальная женщина становится таковой в среде мужчин инфантильных. В свою очередь, мужчина становится социально инфантильным индивидом в обществе тоталитарного склада. Такое общество признает лишь вертикальные связи чинопочитания и исполнительности и отвергает горизонтальные связи сотрудничества и партнерства. Мужчина здесь обречен на положение постоянного «сыновства», всегда над ним стоит какой-нибудь опекун, наставник, «папа» в виде руководителя, начальника, чиновника, полицейского и т. д., от которого он зависим во всем и который имеет власть его наказать, лишить привилегий, осудить, казнить или помиловать. Жесткая иерархическая структура такого социума обрекает мужчину на конформизм, что препятствует или останавливает формирование в нем подлинно мужественных свойств характера. На какую деятельность способен конформист? Только на деятельность функционера такого общества, приспособленца и имитатора, то есть «деятельность» истинного «героя» тоталитаризма. Но разве такой «герой» способен быть мужественным и великодушным освободителем, рыцарем, творцом, личностью?
Разумеется, что такому распластанному, размазанному и униженному состоянию мужества женщина склонна внутренне не доверять, а не доверяя, она начинает опекать, часто чрезмерно. Ее гиперопека над незрелым «мужеством» перерождается в гиперсоциальность, она сама во многом становится «мужчиной», а так как ее представления о должном мужском поведении связаны с представлениями порядка, закона, ответственности, устойчивости и силы, то она и начинает выстраивать свою «мужскую» деятельность по линии укрепления «порядочности», «законности», «моральной устойчивости», «нормальности» в тех социальных группах, в которых действует и которые буквально насилует своим моральным террором.
Чувствуя себя призванной воспитательницей людей как молодых, так и взрослых, гиперсоциальная женщина мнит себя подлинным «учителем жизни», и ей невдомек, что настоящий Учитель тот, кто всю свою жизнь учится правде и вовлекает в это великое дело других людей. И вовсе не высокое учительство подвигает ее на сверхморальную общественную позицию, но всего лишь прямолинейное стремление к власти, потому что моральная власть над людьми – самая сильная и безоговорочная власть, ибо она завораживает совесть человеческую, ставя на ее святое место общественную мораль, которую все обязаны чтить.
Потребность властвовать во что бы то ни стало есть самый верный признак духовной ущербности при ревностном и трусливом желании не обнаружить эту ущербность, скрыть за внешним пугающим фасадом «повелителя». Потребность властвовать есть также неосознанная потребность бегства от собственной душевной закомплексованности и духовной несостоятельности. Человек, движимый властолюбивыми чаяниями и устремлениями, наивно полагает, что власть дает полную и истинную свободу ему самому, но он инфантильно путает при этом свободу как духовное достижение и своеволие как эгоистический самообман. Властолюбивые фантазии морочат его воображение, иначе он не стремился бы к власти. Истинная свобода, в которой нуждается человек, преображающийся в Личность, достигается не властью, но жертвой, точнее, самопожертвованием. Своеволие же делает человека рабом самого себя, хамом, то есть совершенно безнадежным и окончательным рабом, рабом по структуре своего сознания, по ценностям жизни.
Именно на жертву меньше всего способна ложная женщина, нравственное ядро ее души остается непроявленным, замурованным в ней самой. Она живет жизнью поверхностной, надуманной, можно сказать, иллюзорной, ведь мораль прагматична, заземлена, относительна, умственна, она не знает свободы духа и величия души. Ханжество, лицемерие, тщеславие и фарисейство – вот во что гиперсоциальная женщина перерождает мораль. Апологет «морали», она более всего способствует рутине, косности, застою, скуке и унынию жизни, выхолащивает из нее животворный смысл и творческий порыв, всегда идущий наперекор и вопреки устоявшимся взглядам.