Пару раз потом Луиза ездила в Москву, якобы к зубному, но Ира знала: подруга пытается раздобыть документы, только получить чужой паспорт никак не удавалось.
– Ничего, – сказала вдова конструктора подруге, вернувшись в очередной раз из столицы ни с чем, – бог милостив, пошлет помощь.
Вечером того же дня, совсем поздно, Ира, утомленная жарой, решила искупаться. Сил наполнять ведрами летний душ не было, и она надумала сбегать к речке, идти к ней всего ничего, напрямик, через лес. Наступала ночь, но Малова не боялась темноты. Прихватив полотенце, она пошла к задней калитке, дом Ирины был последним на улице, прямо за ним чернели ели.
Размахивая полотенцем, Ира побежала по дорожке, повернула влево и увидела мальчика и женщину. Лицо ребенка было в крови.
– Что случилось? – воскликнула Малова.
Тетка толкнула ребенка.
– Вот урод! Упал! Мы из Овсянкина, я с мужем поругалась, схватила сына и к маме подалась! Не вернусь больше к Сереге, дрянь он, пьяница. Да и мальчишка в него пошел, косоногий! Шел да и упал, теперь воет! Автобус уехал, че делать будем?
И она снова пнула мальчика, тот немедленно зарыдал.
– Зачем вы его бьете? – возмутилась Ира.
– Еще мало получил! Теперь из-за него в лесу ночевать придется!
Малова присела, вытерла личико ребенка полотенцем и предложила:
– Пойдемте ко мне, а завтра на первом автобусе отправитесь.
– Денег нет за постой платить!
– Я их не прошу, вон моя изба, самая крайняя.
– Ну, если за так, то спасибо, – после небольшого колебания ответила тетка.
Веревкино уже спало, когда Ира привела мать с сыном к себе, впрочем, пришли они со стороны леса, через «черную» калитку и даже днем бы остались не замечены соседями.
Женщина представилась Люсей и села пить чай, до трех утра она безостановочно жаловалась на жизнь, потом вдруг сразу заснула, прямо за столом.
– Пошли ляжем, – сказала Ира Луизе.
Подруга сверкнула глазами.
– Значит, так, утром начинаем действовать!
– Ты о чем?
– Неужели забыла? Мешки с картошкой! У меня есть паспорт!
– Откуда? – вытаращила глаза Малова.
Луиза встала, открыла сумку гостьи и вытащила документ.
– Вот! Теперь стану Люсей Прохоровой, она меня, правда, на пять лет моложе, но ведь я не выгляжу на свой возраст, и у Матвея и ее мальчика разница всего в год. Здорово вышло!
– Э… э… – забормотала Ирина, – ты… э… Подожди, но Люся проснется, станет искать…
– Не станет, – оборвала ее Луиза – тут и погибнет! Очень даже хорошо выйдет, найдут кости в углях, никаких сомнений не останется. Отлично все складывается.
Малова принялась судорожно креститься.
– Ужас! Замолчи!
– Здорово получится, – лихорадочно продолжала Луиза, – твоя дочка у подружки гостит, ее с нами нет. Соседи спали, когда вы пришли, никто ничего не приметил. Муж этой Люси, по ее рассказу, тревоги не поднимет, будет считать, что жена у матери, а когда опомнится, то и следов не найдет. Раз в жизни подобная удача случается! Что молчишь?
– Мы станем убийцами, – прошептала Малова, – как потом жить?
– Если сейчас ситуацией не воспользуемся, то совсем жить не будем, – прошипела Луиза, – нас с Матюшей точно убьют, так, на всякий случай, но и тебе не поздоровится. Думаешь, в органах идиоты сидят? Нет, живо скумекают, кто у Луизы Иосифовны лучшая подруга? Давай и ее с дочкой того, вдруг вдова ей что-нибудь сболтнула! И ведь как хорошо все у нас станцуется! Изба сгорит, на пепелище останутся кости! У меня паспорт, ты вне подозрений. Станут соседки приставать, где деньги на новую избу взяла, смело ври: «Дочкин отец дал». Все в Веревкине уверены, что ты от москвича богатого родила. Ну, давай решайся!
Ира уставилась на крепко спящую Люсю. Значит, жизнь этой совершенно незнакомой бабы и ее сына надо обменять на жизнь горячо любимых Луизы и Матвея, да и на свою с дочерью, между прочим, тоже!
– А вдруг она проснется и выскочит? – сказала Малова.
– Нет, – ответила Луиза, – я ей в чай лошадиную дозу своего снотворного напихала, и мальчишке тоже лекарство дала. Будут дрыхнуть и ничего не почувствуют, в дыму во сне задохнутся! Никаких неприятных ощущений, тихо уйдут, без боли и мучений. Кстати, я и Матвея успокоительным напоила, сунем его в мешок, он даже не шелохнется. Ну, вперед, скоро пять утра, торопиться надо!
Дальнейшее Ирина помнила смутно, действовала словно зомби под руководством Луизы. Расстались подруги в лесу, Малова свернула к электричке, таща на тележке единственный мешок с картошкой, а Луиза, ведя за руку едва проснувшегося Матвея, двинулась в сторону Колькина, ей предстояло пройти около десяти километров по чаще, минуя тропинки, и выйти в том месте, где ее никто не знал.
Ирина замолчала, я сидела, притихнув, на краю ее постели.
– Видишь, – вдруг воскликнула Малова, – я стала преступницей, но господь уберег, никто ничего не заподозрил, одна ты…
– Что я?
– Ты… ты… хочешь, чтобы мать сама все тебе напомнила! Изволь. Ты, оказывается, отлично знала про… да… да… Не хочу! Все! Хватит! Освободила душу! Не в том ты меня подозревала! Считала убийцей Вероники, пуговицу хранила! Ан нет, правды-то ты не знала! Ха-ха-ха, вот оно как! Я и впрямь женщину убила, но не ту, и сделала это ради тебя, от смерти спасала! Да! Это ты украсть драгоценности хотела, ты чуть не погубила всех! Или забыла? Так свое же письмо и прочитай! Забери его, порви, унеси…
Из глаз Ирины потоком хлынули слезы.
– Доченька, прости! Верлинда! Милая!
– Кто? – удивилась я.
– Знаю, знаю, – бормотала Ирина, – тебе имя Верлинда никогда не нравилось, ну прости, прости, обними меня. Если бы только ты понимала, как я мучилась, боялась, оттого небось господь болезнь мне и послал, за грех. Луизка-то, наверное, здорова, ей ничего не сделается. Что подруга со мной сотворила! Пройда анафемская!
Я вздрогнула. Пройда анафемская! В голове закружились разные мысли, они пытались сложиться вместе…
– Жива она, жива, – твердила Ирина, – сколько лет не виделись, ни слуху ни духу, ни весточки, а почти год назад мне вдруг открытку принесли, посмотри в тумбочке, она там!