Получасом позже Дарби въехала на служебном автомобиле криминалистической лаборатории, темно-синем фургоне «форд-эксплорер», на Маршалл-стрит. Тротуары в тупичке оказались забиты местными жителями, сбежавшимися посмотреть бесплатное представление, и на их лицах плясали сине-белые сполохи мигалок, вращавшихся на крышах трех патрульных машин. Они плотно стояли в самом конце подъездной аллеи, ведущей к дверям массивного старинного особняка в колониальном стиле с кольцевой верандой и гаражом на три автомобиля, примыкавшем сбоку. Открыта в нем, впрочем, была только средняя дверь.
По обеим сторонам передней двери дома висели кованые античные фонари. Та же самая конструкция освещала гараж изнутри. Деревянный забор высотой, по крайней мере, в семь футов отделял подъездную аллею и баскетбольную площадку от заднего двора. Подъездную аллею перегораживала полицейская лента. Дарби подогнала фургон к тротуару, выбралась наружу и вытащила из багажного отделения свой рабочий чемоданчик. На окнах особняка, выходящих на улицу, были задернуты все шторы.
Куп, прихватив с собой саквояж эксперта, зашагал по аккуратно подстриженной лужайке перед домом. На крыльце рядом с входной дверью уже ожидал фотограф Майкл Бэнвиль, здоровенный малый, телосложением и вечной легкой небритостью напоминавший медведя гризли. Он был затянут с ног до головы в белый защитный комбинезон эксперта-криминалиста.
Дарби включила фонарик и направилась к краю лужайки, чтобы осмотреть подъездную аллею. В ярком луче света сверкнули кровавые отпечатки ног. Рядом с одним из них она расставила конусы для обозначения улик.
— Напрасный труд, — окликнул ее с крыльца Бэнвиль. — Их оставили санитары реанимационной бригады. На крыльце и ступеньках тоже.
«Там, должно быть, все залито кровью» — подумала Дарби.
Опустив чемоданчик на траву и внимательно глядя себе под ноги, она направилась к гаражу.
Машин внутри не оказалось, стояли лишь горные велосипеды да самоходная газонокосилка. Пол покрывали темные пятна. Машинное масло, решила было Дарби, но, направив на них луч фонаря, убедилась, что это были кровавые отпечатки ног. Среди них выделялась единственная пара маленьких следов, оставленных узкой обувью, — кедами или кроссовками, судя по рисунку на подошве.
В глубине гаража Дарби обнаружила смазанные кровавые разводы на деревянных ступеньках, ведущих к двери.
— Как мы должны поступить при появлении королевы? — раздался мужской голос из-за деревянного забора. — Просто поклониться до земли или еще и поцеловать ее в задницу?
— Если ты рассмотришь ее получше, тебе захочется поцеловать ее не только в задницу, — ответил ему другой голос. — Тебе захочется зарыться лицом меж ее бедер и не отрываться даже для того, чтобы глотнуть воздуха. Ты что, никогда не видел ее вблизи?
— Я видел ее пару раз в новостях по телевизору, — отозвался первый голос. — Она похожа на английскую актрису, при виде которой мой петушок встает и делает стойку. Ну, она еще снималась в сериале «Другой мир». Проклятье, как же ее звали-то?
— Кейт Бэкинсейл. Последовал щелчок пальцами.
— Точно, — воскликнул первый мужчина. — Эта МакКормик похожа на нее как две капли воды, да еще и волосы у нее темно-рыжие. Эх, так бы и запустил в них пальцы, а она стояла бы передо мной на коленях и забавлялась с моим петушком.
Раздался понимающий смешок.
Дарби постаралась пропустить досужие комментарии мимо ушей. Она уже давно поняла, что большинство мужчин видят в женщинах лишь сосуд для сексуальных забав, предназначенных для удовлетворения сугубо физиологических потребностей, не более того: «Трахни и выкинь на помойку…» До ее слуха частенько долетали подобные выражения в полицейском участке, когда коллеги полагали, что она их не слышит.
— Эй, парни, послушайте-ка!
Голос Арти Пайна звучал грубо и хрипло. Это был голос человека, достаточно повидавшего в жизни, который слишком много вечеров провел на работе и за выпивкой. При звуках его Дарби мысленно перенеслась в детство, когда они с отцом каждую субботу жарили шашлыки, — вплоть до того дня, как ей должно было исполниться тринадцать. Пайн, круглый, как шар для боулинга, только с ножками, восседал в шезлонге и смолил то, что ее отец называл «пятидесяткой» — дешевые сигары толщиной с карандаш, завернутые в шуршащую обертку. Дым их был столь отвратителен, что отпугивал комаров после захода солнца. Пайн мог просидеть в шезлонге весь день, зажав в зубах сигару и рассказывая истории, которые всегда вызывали у слушателей истерический смех, сопровождавшийся похлопыванием по коленям в знак восторга и признательности. Время от времени он просил кого-нибудь из детворы принести еще пива из холодильника и всегда расплачивался с ними свернутой в трубочку долларовой банкнотой.
— Вы говорите о девочке Биг Рэда, если кто не знает! — прорычал Пайн. — Когда она подойдет сюда, окажите ей достойный прием и уважение,
Дарби выключила фонарик. Вернувшись к входу в особняк, она заметила яркие вспышки фотоаппаратов на другой стороне улицы. Полиция Белхэма оттеснила стаю стервятников из средств массовой информации в загон, огороженный передвижными барьерами.
На крыльце Куп о чем-то разговаривал с Бэнвилем. Дарби склонилась над вымощенной каменными плитами пешеходной дорожкой, рассматривая кровавые отпечатки ног. Они совпадали с теми, что она видела на подъездной аллее.
Она присоединилась к коллегам и сказала:
— Отпечатки ног на подъездной аллее и пешеходной дорожке отличаются от тех, что я обнаружила в гараже на ступеньках.
— Сейчас займусь ими, — пообещал Бэнвиль, собирая свое оборудование для съемки. — Я уже сфотографировал холл и кухню. Прежде чем пойдете туда, советую переодеться в эти чудные защитные комбинезончики.
— Не пугай, — отмахнулся Куп, — а то у меня уже поджилки трясутся!
— Вот что я вам скажу, — продолжал Бэнвиль. — Видите передние окна, выходящие на улицу? Когда я прибыл сюда, жалюзи были опущены, а шторы задернуты. А вот на окнах сзади и раздвижной стеклянной двери в гостиной занавесок не было. Это и есть то, что мы называем зацепкой, Куп.
— Спасибо за подсказку.
Из задней части фургона Дарби вытащила защитные комбинезоны, и они переоделись под аккомпанемент вспышек над головами. Дарби надвинула на глаза очки-консервы, пересекла лужайку и открыла входную дверь.
Холл выглядел так, словно здесь пронесся ураган. Фотографии были сорваны со стен и безжалостно разбиты. Старый письменный стол лежал на боку, зияя бойницами выдвинутых ящиков. Каждый дюйм выложенного плиткой пола усеивали осколки стекла, бумаги и раздавленные семейные снимки. Через весь коридор протянулась цепочка кровавых следов, исчезающая в кухне. На столешницах коричневого мрамора громоздилась разбитая посуда» Встроенные шкафчики и серванты — по крайней мере, те, которые она видела со своего места, — были распахнуты настежь, а полки их пусты. Дарби перевела взгляд на Купа.
— Пайн говорил тебе об этом? Куп отрицательно покачал головой.