Серая гладкая поверхность воды неожиданно взорвалась фонтанами и тут же успокоилась; брызги, долетевшие до Уолкера, обожгли его кожу ледяным холодом.
— Темный Родич, скажи мне, зачем ты сюда пришел? — спросила тень Алланона.
Уолкер почувствовал, как вспыхнувшая в нем решимость прогнала этот холод.
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — ответил он. — Ты не Алланон. Ты всего лишь Угрюм-из-Озера.
Лицо Алланона задрожало и исчезло в полусвете, на смену ему появилось лицо Уолкера. Призрак разразился гулким смехом:
— Я — это ты, Уолкер Бо. Не больше и не меньше. Ты что, не узнаешь себя?
Лицо замелькало в серии моментальных превращений: Уолкер во младенчестве, в детстве, потом юноша и, наконец, взрослый мужчина. Образы сменяли друг друга так быстро, что Уолкер едва успевал за ними следить. Было жутковато видеть, как мгновенно проносится собственная жизнь. Уолкер заставил себя оставаться спокойным.
— Угрюм, ты будешь говорить со мной? — спросил он.
— А ты будешь говорить сам с собой? — откликнулся призрак.
Уолкер глубоко вздохнул:
— Буду. Но только для чего? Мне не о чем говорить с самим собой. Я и так знаю все, что мог бы сказать.
— И я тоже, Уолкер. И я тоже…
Дух начал уменьшаться и уменьшался до тех пор, пока не стал ростом с Уолкера. Продолжая сохранять его облик, он поддразнивал Уолкера, в мгновенных вспышках показывая тот возраст, которого тот однажды достигнет, будто демонстрируя Уолкеру тщетность и бессмысленность жизни.
— Я знаю, зачем ты пришел, — внезапно сказал призрак. — Я знаю все твои мысли, даже те, в которых ты сам себе боишься признаться. Игры между нами бессмысленны, Уолкер Бо. Ты определенно играешь не хуже меня, и я не хочу снова сражаться с тобой. Ты пришел спросить, где искать черный эльфийский камень. Совершенно ясно. Я скажу тебе это.
Уолкер не поверил призраку. Дух никогда ничего не давал добровольно, — в этом всегда крылся подвох… Он молча кивнул в ответ.
— Ты выглядишь печальным, Уолкер, — проворковал призрак. — Не ликуешь, что я повинуюсь тебе, не радуешься, что получишь то, за чем пришел? Трудно поверить, что ты расстался со своей гордостью и решимостью, забыл свои высокие идеалы и теперь вынужден выполнять волю друида?
Уолкер просто остолбенел:
— Ты все неверно истолковал, Угрюм. Ничего еще не решено.
— О нет, Темный Родич! Все уже решено! Не обманывайся. Твоя жизнь лежит передо мной в виде прямой, никуда не отклоняющейся линии, с определенным числом лет, и ход их уке предопределен. Друид поймал тебя в ловушку. Признаешь ты это или нет, но наследие, которое он передал Брин Омсворд, становится твоим. И никуда тебе не деться.
— Тогда расскажи мне о черном эльфийском камне, — попытался добиться своего Уолкер.
— Всему свое время. Потерпи немного.
Слова словно умерли в тишине. Дух скользнул в туманное покрывало озера. Дневной свет растворялся в темноте, серое становилось черным, звезд и луны не было видно за пеленой, окутывавшей долину. Но там, где стоял Уолкер, было светло, а возле призрака воды озера испускали свет, тусклый и слабый, злобно мерцавший в ночи.
— Ты затратил так много сил, чтобы спастись от друидов, — вкрадчиво говорил дух. — Какая глупость! — Лицо Уолкера исчезло, его сменило лицо его отца. Отец заговорил: — Помни, Уолкер, мы хранители наследия Алланона. Он даровал его Брин Омсворд, когда умирал, чтобы оно переходило от одного поколения к другому, пока когда-нибудь… когда-нибудь в далеком будущем не понадобится… — Изображение отца подмигнуло ему. — Может быть, время пришло?
В воздухе над его головой вспыхивали образы — яркие нити, вплетенные в гобелен, сотканный из тумана. Они появились один за другим, четкие, будто из настоящей жизни.
Уолкер вздрогнул и отступил назад. В следующей картине он увидел самого себя, на лице — гневный вызов. Он попирал ногами облака, возвышаясь над пресмыкающимися перед ним Паром, Рен и другими членами маленькой группы, собравшимися на берегу Хейдисхорна для встречи с тенью Алланона. В темноте, застлавшей все небо над их головами, грохотали раскаты грома и сверкали изломанные зигзаги молний. Среди грохота и вспышек прошипел голос Уолкера, повторяя сказанные им когда-то слова: «Я скорее отрубил бы себе руку, чем сделал что-нибудь для возвращения друидов!» И когда он поднял руку вверх, все увидели, что она отрублена.
Видения померкли и угасли, потом вспыхнули снова. Уолкер опять увидел себя, теперь стоящего на гребне горного хребта и глядящего в пространство. Под ним простирался весь мир, все его народы, животные и растения — все живое и неживое лежало перед ним как на ладони. Ветер развевал его черные одежды и неистово свистел в ушах. Рядом стояла девушка. Она была одновременно женщиной и ребенком — владеющее магией создание невиданной красоты. Она словно околдовала его силой своего взгляда, и он не мог оторваться от ее бездонных черных глаз. Длинные серебристые волосы струились с ее головы, переливаясь волнами. Она протянула к нему руки, пытаясь ухватиться за него, чтобы удержаться на опасном узком гребне, но он злобно ее оттолкнул. Она сорвалась и беззвучно упала в пропасть, ее серебристые волосы мелькнули полоской света и исчезли.
Видение померкло и угасло, потом вспыхнуло снова. Он опять увидел себя, на этот раз посреди замка, пустынного и заброшенного. Смерть безжалостно преследовала его, проникая сквозь стены, скользя по коридорам, ища его жизнь своими холодными пальцами. Он понимал, что должен бежать от нее, если хочет остаться в живых, но не мог. Он стоял неподвижно, наблюдая, как смерть приближается, тянется к нему, обвивается вокруг него. Его жизнь угасала, его охватил холод, он увидел темный силуэт в длинных одеждах, крепко схвативший его и не дававший ему вырваться.
У призрака было лицо Алланона.
Видение исчезло, краски померкли. Все вокруг опять стало серым, туман по-прежнему лениво клубился над озером. Дух медленно опустил руки, и озеро зашипело, опять исторгнув, словно от досады, фонтаны воды. Уолкер отпрянул от летящих в него брызг.
— Что скажешь теперь, Темный Родич? — прошептал Угрюм. У него снова было лицо Уолкера.
— Что ты опять играешь со мной в игры, — негромко ответил Уолкер. — Создаешь миражи и полуправду, чтобы досадить мне. Но ты не показал, где черный эльфийский камень.
— Разве не показал? — Дух призрачно замерцал. — Так ты думаешь, что все это игры? — Он мрачно рассмеялся. — Думай что угодно, Уолкер Бо. Я могу видеть будущее, скрытое от тебя, и глупо думать, будто я не показал тебе ничего из того, что должно случиться. Помни, Уолкер, я — это ты, когда я говорю о том, кто ты и что ты. И так бывает со всеми, кто приходит со мной говорить.
Уолкер покачал головой:
— Нет, Угрюм, никогда ты не сможешь быть мной. Ты всегда будешь тем, что ты есть, — призраком без собственного лица, без своей судьбы, навечно изгнанным и прикованным к этому небольшому водоему. И что бы ты ни делал, в какие бы игры ни играл, ты не можешь ничего изменить.