Рон молча глядел вверх: бесконечной вереницей черные тени спускались по каменной лестнице. Их было много. Слишком много.
— Держись за мной, Кимбер, — тихо проговорил Рон. И поднял меч.
“Нужно использовать твою силу… использовать твою силу… использовать силу…"
Снова и снова слова повторялись в сознании Брин, сплетаясь в литанию убеждения, грозящую подчинить себе здравый смысл. Лишь какое-то подобие благоразумия еще оставалось и взывало сквозь чарующие слова.
“Это черная магия, темная! Это Зло — ты пришла сюда уничтожить его!"
Но книга словно прилипла к ладоням, и жжение, горячей волной разлившееся по телу, уже связало Брин с Идальч — и ничто теперь не могло разорвать эту связь. Голос вновь зазвучал, оплетая девушку паутиной слов:
“Что есть я? Лишь собрание мудрых учений, сохраненных в веках для того, чтобы смертные могли обратиться к ним и использовать в своих целях. Я не Зло, не Добро. Я лишь то, что я есть. Древняя мудрость, собранная и записанная на моих страницах, — вот она, здесь, для любого, кто жаждет знания. А я просто беру то, что дают от себя мне они — те, кто приходит познать мои тайны. Я всего лишь отражение их. Подумай, дитя Тьмы. Подумай сама. Кто они, обращавшиеся к моим тайнам? Каковы были их цели? Чему служили они? Ведь ты же совсем не такая, как те”.
Брин тяжело оперлась на алтарь, сжимая Идальч. “Не слушай! Не слушай!"
“Более тысячи лет мной владели твои враги. А теперь ты стоишь на их месте, и у тебя есть возможность воспользоваться мною так, как никто до тебя даже не пытался. Ты держишь в руках мою силу. Теперь ты владеешь секретами силы, которой столь многие пользовались неверно. Совсем неверно. Подумай, дитя Тьмы, что даст тебе эта сила. Что сможешь ты, обладая ею. Тем, что заключено во мне, ты можешь заново сотворить жизнь и смерть. Изменить что угодно. Подумай, как это будет чудесно, когда песнь желаний сольется с написанным словом — магическое с магическим. Только попробуй, и ты узнаешь, как это чудесно”.
Но даже пробовать было не нужно. Брин и без того знала об этом. Ей довелось почувствовать это всем своим существом в песни желаний. Сила! Сила захлестнула ее волной сладостного восторга, и Брин упивалась им. Когда сила захватывала ее, Брин словно поднималась над миром и над всеми созданиями в нем. Если бы только она захотела, она могла бы собрать все воедино или наоборот — разметать, разрушить до основания. А теперь, если впитать в себя еще силу Идальч… Даже представить себе невозможно, что она, Брин, сможет сделать… сможет почувствовать…
“И все это будет твоим. Все. Стань собой, дитя Тьмы, и сотвори этот мир заново. Таким, каким, ты знаешь, он должен быть. Ты сможешь многое сделать, и с тобой все будет как должно. Не так, как было с теми, кто приходил до тебя. У них не было силы, которая есть у тебя. Ты рождена эльфийской магией. Воспользуйся мной, дитя Тьмы. Узнай предел своей силы. И моей. Ты увидишь: им нет пределов. Соединись со мной. Только этого я ждала. И для этого ты пришла сюда. Так было нам предначертано. Изначально”.
Брин медленно повела головой из стороны в сторону: “Я пришла сюда для того, чтобы уничтожить все это. Пришла, чтобы положить конец…” Что-то внутри как будто разбилось, разлетелось на тысячу мелких осколков, точно стекло, упавшее на камни. Наплыв яростного жара обжег Брин, и она вдруг почувствовала себя совершенно иным существом, заключенным, как в тюрьме, в этом чужом бренном теле.
“Я дам тебе знание. Дам понимание всего. Смертным даже не снились такие глубины. С этим знанием ты можешь стать кем угодно, кем только пожелаешь. Вся жизнь в мире подчинится тебе, и ты переделаешь ее по-своему. По справедливости. Так, как должно быть. Уничтожь меня — и все, что есть во мне, пропадет впустую. Уничтожь меня — и уже ничто, что, быть может, появится после, не сравнится с утраченной силой. Моей силой. Сохрани все, что есть доброго, дитя Тьмы, и возьми себе”.
“Алланон. Алланон…"
Но голос оборвал беззвучный крик Брин:
“Смотри, дитя Тьмы. То, что действительно нужно тебе уничтожить, — оно у тебя за спиной. Обернись и увидишь. Обернись”.
Брин повернулась. Словно безмолвные призраки, какими, впрочем, и были они, странники выступили из теней — высокие, грозные, черные. Войдя в круглый зал, они нерешительно остановились при виде Брин, держащей в руках книгу черной магии. Шепот Идальч вновь зазвучал в сознании девушки:
“Твое заклятие, дитя Тьмы. Призови свою силу. Уничтожь их. Уничтожь”.
Брин не раздумывала — она просто действовала. Прижав к себе Идальч — словно ограждаясь от Мордов громадным томом, — девушка вызвала силу своей магической песни. Она хлынула, напоминая мощный поток, прорвавший плотину. Брин закричала. Песнь желаний разорвала сумрачную тишину башни; будто твердый, осязаемый предмет, звук пронесся во мраке зала и с сокрушительной силой обрушился на странников. Их просто не стало. Не осталось и горстки пепла — ничего.
Брин прислонилась к каменному алтарю. Внутри нее магическая сила песни желаний смешалась с силой книги.
“Почувствуй ее, дитя Тьмы. Почувствуй силу, что принадлежит тебе. Она наполняет тебя. И я — часть этой силы. Как легко покорить врагов, когда сила с тобой. Можешь ли ты теперь сомневаться в том, что будет? Нет, даже не думай. Все будет так, как должно быть. Теперь мы с тобой — одно. Возьми меня и пользуйся мной. Уничтожь черных призраков и других темных тварей, которые выйдут против тебя. Сделай так, чтобы я стала твоей. Вдохни в меня жизнь”.
И все-таки что-то внутри, в самых глубинах души, пыталось еще противиться колдовскому голосу, однако тело Брин уже не принадлежало ей. Оно полностью отдалось силе магии, и Брин оказалась запертой в этой чужой оболочке. Она поднялась над собой, сквозь себя — новое, могучее существо, — и тот крохотный осколочек прежнего “я”, который еще видел правду, остался где-то далеко-далеко и канул в черноту. Брин ощущала, что она разрастается, увеличиваясь в размерах. И вот уже стало казаться, что ей тесно в этом каменном зале. Как тут мало места! Но там, снаружи, — безбрежное пространство. Нужно выйти туда и заполнить его собою!
Долгий мучительный стон сорвался с губ Брин, и она протянула руки, высоко подняв Идальч над головой.
“Воспользуйся мной. Воспользуйся мной”.
И внутри нее уже собиралась сила.
Поднимаясь вверх по выщербленным ступеням Круха, Джайр едва поспевал за Слантером и Гаретом Джаксом. При этом долинца не покидало тягостное чувство, что каждый следующий шаг может стать последним. Тело ныло от напряжения, боль в раненом плече стала невыносимой — силы были уже на исходе. Джайр задыхался, каждый вдох отдавался пронзительной болью в легких, лицо покрылось испариной.
И все-таки долинец шел вперед. Так было нужно.
Пока Джайр бежал, он смотрел только вверх, на ступени перед собой, сосредоточив все внимание на изгибах каменной лестницы. Долинец не видел, но сознавал, что кряжи Вороньего Среза и угрюмая крепость Грань Мрака остались теперь далеко внизу — серым размытым пятном в полумраке. Джайр сознавал, но не видел, как под утесом в долине сгущаются сумерки и туман. Краем глаза он ухватывал нечеткие силуэты выступов, трещин и валунов, с головокружительной быстротой проносящихся мимо, и тут же забывал о них. Теперь уже ничто не имело значения. Ничто, кроме подъема по бесконечной лестнице и того, что ждало его там, наверху.