«Ее дочь отдала тебя, когда ты была еще ребенком, на мое попечение. Королева хотела удостовериться, что я не забыл об этом. Именно это, наверно, она и намеревалась мне сказать, но раздумала».
Рен с недоверием смотрела на него. Возможно, это и так. Но секреты остались…
Гадючья Грива предупреждала ее, чтобы она никому не доверяла.
Но как не доверять самым близким?
Рен побрела прочь, потрясенная бурным ходом событий. Она чувствовала, что сходит с ума при мысли о близкой смерти бабушки, и еще ее пугала необходимость принять на себя такую ответственность. Рен Омсворд — королева эльфов? Смешно! Прежде она не интересовалась историей своей семьи, ее волновали совсем иные вещи, она видела себя скиталицей и не могла избавиться от этого чувства, забыть о годах своего взросления и сразу принять все, что случилось за несколько последних недель. Как могла бабушка уверять ее, что она воспитывалась как подобает Элессдилам? И захотят ли эльфы признать ее своей королевой? В самом деле, какая из нее королева, несмотря на все наследственные права.
Терзаемая этими мыслями, не замечая ничего вокруг, она почти наткнулась на Гавилана, который отдыхал, прислонившись к поросшему лишайником пню, и села рядом с ним на корточки.
— Что мне делать с этим? — спросила она почти сердито, подняв жезл Рукха.
Он пожал плечами, его глаза смотрели отстранение.
— Полагаю, именно то, о чем тебя просили.
— Но он не мой! Он не принадлежит мне. Его не должны были отдавать мне.
Его голос прозвучал резко:
— Я согласен. Но то, что хотим мы оба, не имеет большого значения, не так ли?
— Это неправда. Элленрох никогда бы этого не сделала, если бы не заболела. Когда ей станет лучше… — Она замолчала, поскольку ее собеседник как нарочно отвернулся. — Когда она поправится, — продолжала Рен, резко выделяя каждое слово, — она поймет, что совершила ошибку.
Взгляд Гавилана выражал уныние.
— Она не поправится, Рен.
— Не говори этого, Гавилан. Не надо.
— Тебе хочется, чтобы я лгал?
Рен пристально посмотрела на него, не имея сил говорить.
Лицо Гавилана было суровым.
— Хорошо. Я понимаю, ты и не помышляла стать королевой, ведь эльфы не твой народ и его судьба не имеет никакого отношения к тебе. Единственное, что ты собиралась сделать, — это найти Элленрох и передать ей свое сообщение. Ты не хочешь быть королевой эльфов? Понимаю. Тебе этого и не нужно. Отдай жезл мне.
Наступила долгая, напряженная пауза, во время которой они пристально смотрели друг на Друга.
— Кровь Элессдилов течет также и во мне, — заявил он раздраженно. — Это мой народ, а Арборлон мой родной город. Я смогу сделать все, что необходимо. Я лучше тебя понимаю происходящее и не боюсь использовать магическую силу.
И тут Рен все поняла: Гавилан ждал, что именно ему отдадут жезл Рукха и что Элленрох назовет его своим преемником. Если бы не появилась Рен, то, возможно, все так бы и случилось. По сути, приход Рен в Арборлон спутал все карты Гавилана. Она почувствовала мучительный стыд, но его тут же потеснило трезвое размышление. А Элленрох считала, что пришло время отказаться от волшебной силы, вернуться в Западную Землю и жить так, как эльфы жили в прежние времена. Этот спор, несомненно, повлиял на решение, принятое Элленрох, — отдать жезл ей, Рен.
Гавилан, казалось, почувствовал ее колебание
— Подумай, Рен. Если королева умрет, то ее бремя совсем необязательно должно стать твоим. — Он картинно скрестил руки на груди. — В любом случае решать тебе, но если захочешь, я тебе помогу. Я сказал тебе об этом, когда мы встретились в первый раз, и мое предложение остается в силе. Сделаю все, что смогу.
Она не знала, что сказать.
— Спасибо, Гавилан, — выдавила она из себя.
Она побрела прочь, смущенная его предложением. Чем больше она хотела освободиться от ответственности за жезл, тем меньше верила, что ей следует передать его именно Гавилану. Волшебная сила доверена ей, и отказываться от нее так сразу и именно в тот момент, когда от нее зависит слишком многое, вряд ли нужно. Элленрох могла бы отдать жезл Гавилану, но почему-то решила этого не делать.
По какому праву Рен могла усомниться в решении королевы, толком не обдумав его?
Но она любила Гавилана и полагалась на его дружбу и поддержку. Это все усложняло. Рен понимала его разочарование. Конечно, он прав, утверждая, что эльфы — его народ, а Арборлон — его город и что она — чужая здесь. Девушка верила, что Гавилан хотел только добра, так же как хотела его она.
В ней зародилась горькая и безрассудная решимость. «Все бессмысленно, потому что бабушка выздоровеет, она должна поправиться. Она не умрет!» Эта мысль пронеслась в ее голове как мольба, повторяясь снова и снова. Ее дыхание стало прерывистым, а руки тряслись от волнения.
Она подняла голову, не дав воли слезам.
И снова оказалась рядом с бабушкой. Оцепенев от горя, пристально вглядывалась в ее лицо. «Умоляю тебя, поправься. Ты должна выздороветь».
Усталость подкралась к Рен, силы покинули ее.
Они оставались у подножия горы весь день, дав Элленрох поспать, в надежде, что к ней вернутся силы. В то время как Рен и Эовен по очереди дежурили возле королевы, мужчины стояли в карауле. Время летело с пугающей быстротой. С тех пор как они покинули Арборлон, прошло три дня, но казалось, миновали недели. Вокруг них простирался Морровинд, сумрачный и туманный, — унылый пейзаж, состоящий из теней и сумерек. В земле шел гул: Киллешан выражал свое недовольство. Сколько им отпущено времени? Сколько дней, часов до того, как вулкан взорвется и остров разорвет на части? Или демоны обнаружат их? Или же Тигр Тэй решит, что нет больше смысла искать их, потому что они погибли?
Рен и Эовен умыли Элленрох, пошептали и попели над ней заклинания, пытаясь прогнать лихорадку. Они с надеждой искали в ее лице хоть какие-то признаки улучшения. Рен сторонилась всех, кроме Эовен, но даже с провидицей говорила мало. Ее одолевали тревога, опасения относительно будущего, к которым она даже боялась прислушиваться. Жезл Рукха постоянно напоминал ей о том, как много поставлено на карту. Мысли об эльфах мучили ее, она видела их лица, слышала их голоса, представляла, о чем они думают, оказавшись в еще более безвыходном положении, нежели она. Ее ужасала неразрывная связь с ними и мучило сознание того, что они вынуждены полагаться только на нее, никто другой не может возложить на себя такое бремя. Их жизни были вверены ей, и, если даже она не хочет этого, уже ничего не изменишь.
Наступила ночь, и состояние Элленрох ухудшилось.
Рен сидела одна, обессиленная потерями, которые наваливались со всех сторон; слезы душили ее. Она приказала себе не сожалеть о прошлом — о потере родителей, семьи, утрате всей той жизни, которой она жила раньше, — отныне все это не имеет никакого значения. Появление на Морровинде, в Арборлоне, среди эльфов круто изменило судьбу. То, что раньше было лишь эпизодом в ее жизни, теперь вдруг стало самым важным. Даже если она выживет, ей уже не стать прежней. Мысль эта ошеломила ее. Навалилось неодолимое одиночество.