Путников проводили в главный домик и подвели к помосту, на котором возвышалось кресло грубой работы, украшенное гирляндами цветов. Карисман важно опустился в кресло и жестом пригласил гостей занять места на циновках подле него. Они сели, с опаской поглядывая на урдов: целая толпа вошла вслед за гостями и заняла места на полу у помоста. Когда все устроились, Карисман поднялся и спел еще, на этот раз на каком-то незнакомом языке. Когда он умолк, несколько женщин-урдов принялись разносить блюда с едой.
Карисман сел.
— Мне приходится петь, чтобы заставить их что-то исполнить, — признался он. — Иногда это так утомляет.
— А что ты вообще здесь делаешь? — спросил Хорнер Диз. — Откуда ты взялся?
Карисман вздохнул и запел:
Из Отвесного Склона певец
В путь пуститься решил наконец:
К урдам двинулся он
Через Зубьев заслон
И обрел королевский венец.
Карисман состроил гримасу.
— Боюсь, что не слишком оригинально. Давайте-ка попробую еще раз.
И он снова запел:
Сюда, госпожа, пилигримы, сюда!
Мир немало секретов несет сквозь года:
В нем немало дорог и занятных племен,
Сотни дивных чудес, сотни лиц и имен,
Приключений и грез череда.
Сюда, госпожа, пилигримы, сюда!
Песнь вручила мне крылья, светла и горда.
Бард исходит немало путей и дорог,
Постигая значенье созвучий и строк,
Жизни суть обретет без труда.
Сюда, госпожа, пилигримы, сюда!
Ибо жизнь — это небо, и лес, и вода,
Горный кряж и широкое поле вдали,
Озорные и резвые твари земли,
Те, что песням внять рады всегда.
— Это гораздо лучше, не правда ли? — обратился он к гостям в надежде услышать одобрение.
— Ах, песельник, вот ты кто, — проворчал Диз. — Из Отвесного Склона.
— Ну, Отвесный Склон просто подвернулся по пути. Я задержался там как-то на день-два несколько лет назад. — Карисман вдруг сконфуженно улыбнулся. — Стихи помогают в жизни, вот я ими и пользуюсь. — Он просиял. — А песельник — это да, что правда, то правда. Всю жизнь им был. Я наделен и этим даром, и умом, чтобы пользоваться им. Талант, знаете ли.
— Но для чего ты здесь, Карисман? — спросила его Оживляющая.
Карисман расплылся в улыбке:
— Госпожа, сама судьба и время привели меня сюда, к вашим ногам. Я обошел большую часть Четырех Земель в поисках песен и могу дать крылья музыке. Моя душа не ведает покоя, и долго оставаться на одном месте я не могу. У меня было много возможностей: дамы, которые не хотели расставаться со мной, пусть ни одна из них не могла бы сравниться с вами красотою. Но я всегда в пути. Сперва я скитался на западе, затем на востоке и, наконец, на севере. Я миновал Отвесный Склон и все время думал: а что же там дальше, за ним? И наконец я отправился в горы.
— И не погиб? — недоверчиво спросил Хорнер Диз.
— Едва не погиб. Я умею проникать в суть вещей. Думается мне, все дело в моей музыке. Мне и прежде доводилось путешествовать в диких краях. Я находил дорогу, прислушиваясь к голосу сердца. С погодой мне посчастливилось. Когда я наконец перевалил через горы — обессиленный, умирающий от голода, — меня нашли урды. Не зная, что делать, я им спел. Они пришли в восторг от моей музыки и объявили меня королем.
— Пришли в восторг от лимериков и рифмованных обрывков? — Диз упорно не желал отказываться от своего скептицизма.
Карисман усмехнулся совсем по-мальчишески:
— О, я не претендую на что-то исключительное. Он запел:
Трон низок ли, высок, насколько хватит глаз;
То, чем сидят на нем, найдется и у вас.
И перевел разговор:
— Поешьте же, вы, должно быть, очень проголодались после такого перехода. Еды и питья хватит на всех. И расскажите мне, что привело вас сюда. Никто из жителей южных земель не заходил так далеко на север — никто, даже следопыты. Я никого здесь не встречал, кроме троллей да гномов. Так что же вас привело?
Оживляющая рассказала ему, что отряд отправился в поход на поиски талисмана. По мнению Моргана, она сказала больше, чем следовало, но, видимо, Карисману было все равно, он даже не потрудился спросить, что за талисман и зачем он им нужен. Песельник только полюбопытствовал, не научит ли его Оживляющая новым напевам. Карисман был проворен и сообразителен. Он походил на ребенка — любопытного и немного бестолкового, который все никак не может надивиться на мир. Очевидно, ему нужны были похвала и одобрение.
Морган ел, прислушиваясь к разговору без особого интереса, потом заметил, что Уолкер вообще не слушает, а разглядывает рассевшихся под помостом урдов. Морган последовал его примеру. И тут юноша заметил, что гномы распределились четко по группам. Самая большая группа состояла из стариков и молодых мужчин, которым остальные выражали почтение.
«Вожди», — подумал Морган. Урды сосредоточенно беседовали между собой, время от времени бросая взгляды на шестерых сидящих на помосте людей, но, в общем, как бы и не замечая их. Что-то решалось — решалось без участия Карисмана.
Морган начал нервничать.
Трапеза окончилась, пустые тарелки унесли. Урды захлопали в ладоши, хлопали они долго, и вот Карисман со вздохом поднялся. Он спел еще раз, теперь звучала причудливая мелодия — с переливами, заставляющими забыть о мотиве. Голос Карисмана наполнил помещение, он взмывал ввысь и сметал все преграды, пронизывая душу и убаюкивая сердце. Морган был потрясен. Он никогда не испытывал ничего подобного — даже внимая песни желаний. Пар Омсворд умел подчинять своей воле чувства и события, но Карисман брал в плен душу.
Певец умолк. Никто не шевелился. Карисман медленно опустился на место. Он все еще находился во власти своей песни. Урды принялись колотить ладонями по коленям в знак одобрения.
— Прекрасно, Карисман, — проговорила Оживляющая.
— Спасибо, госпожа, — смущенно откликнулся он. — Видите, я не только лимериками забавляюсь.
Она вдруг посмотрела на Уолкера:
— Тебе тоже понравилось?
Уолкер задумчиво наклонил голову:
— Меня удивляет, почему человек, наделенный таким даром, предпочитает эти уединенные земли. — И он посмотрел на Карисмана.
Песельник смущенно пожал плечами.
— Ну-у… — запинаясь, проговорил он.
— Тем более что ты сам сказал: душа твоя не знает покоя и надолго в одном месте ты не задерживаешься. Однако ты живешь здесь, среди урдов.