— Вот это место, там за Спинн Барром — здесь нам и следует высадиться, — ворвался в его мысли медленный надтреснутый голос Фандреза, вновь привлекая его внимание к тщательно размеченной карте. Янус Сенпре выразил свое согласие и взглянул на Мениона, чтобы убедиться, что тот внимательно следит за ходом разговора. Горец быстро кивнул.
— Они расставят часовых на равнине вдоль всей этой отмели, — сказал он в ответ. — Если мы не избавимся от них на месте, они могут отрезать нам путь к отступлению.
— Это ваше задание — не подпускать их туда, держать наш путь назад открытым, — заявил командир Легиона.
Менион открыл рот, чтобы возразить, но был прерван.
— Я ценю ваше желание отправиться с нами, Менион, но нам все же придется двигаться намного быстрее, чем враг, а ваши ноги сейчас не в том состоянии, чтобы выдержать продолжительный бег. Вы и сами знаете это. Так что на вас остается оборона берега. Удержите дорогу к лодкам, и этим вы окажете нам много большую услугу, чем отправившись с нами.
Менион молча кивнул в знак согласия, хотя был весьма разочарован таким решением. Ему хотелось попасть на передний фронт сражения. В глубине его мыслей еще теплилась надежда найти Шеа среди пленных во вражеском лагере. Его мысли повернулись к Алланону и Флику. Возможно, они уже нашли пропавшего юношу, как обещал ему друид. Он печально покачал головой. Шеа, Шеа, почему это всегда случается с такими, как ты — с теми, кто просто хочет остаться один? В самом естестве жизни крылось безумие, которое людям оставалось принимать либо с холодной яростью, либо с отрешенным равнодушием. Окончательного решения всех проблем не могло быть никогда — возможно, только после смерти.
Вскорости собрание подошло к концу, и Менион Лих с унынием и горечью вышел из палат Совета, погруженный в раздумья, и побрел прочь, не разбирая дороги. Сам того не сознавая, он спустился по каменной лестнице громадного здания на улицу и направился обратно к дому Ширль, держась ближе к тротуарам и стенам домов. К чему все шло? Угроза, исходящая от Повелителя Колдунов, нависала над ними подобно исполинской непреодолимой стене. Как можно надеяться победить существо, лишенное души — существо, живущее по природным законам, совершенно чуждым их родному миру? Почему простой парень из заброшенного селения вдруг оказался единственным из смертных, кто способен уничтожить это неописуемо могучее создание? Менион отчаянно нуждался в понимании того, что происходило с ним и расставшимися с ним друзьями — даже если это был лишь один крохотный кусочек из тысяч, образующих головоломку Повелителя Колдунов и Меча Шаннары.
Внезапно он обнаружил, что стоит перед домом Рэвенлоков, у тяжелых закрытых дверей, чьи металлические засовы казались холодными и заиндевевшими в сереющем тумане, оседающем по мере охлаждения вечернего воздуха. Он быстро повернул прочь от входа, не желая в этот миг ни входить, ни видеть кого-либо, предпочитая одиночество пустой веранды. Он медленно шагал по каменной дорожке, ведущей в небольшой сад рядом с домом, с листьев и цветов вокруг него капала вода, земля под его ногами была сырой и мягкой. Он молча постоял там; его мысли были смутными и тоскливыми, под стать окружающей его природе, и на один краткий миг он позволил вырваться наружу гнетущему отчаянию, охватывающему его при мысли о том, как многого он лишился. Никогда раньше он не чувствовал себя таким одиноким, даже когда подолгу охотился в темных безлюдных холмах Лиха, вдалеке от дома и друзей. Что-то в глубине его души с жутким упорством твердило ему, что он больше уже не вернется, никогда не вернется домой, к друзьям, к прежней своей жизни. Где-то в минувшие дни он потерял все это. Он покачал головой; на его веках затрепетали непрошенные слезы, а вокруг него собирался сырой туман и холод дождя пронизывал его грудь.
За его спиной по камням прозвучали быстрые шаги, и рядом с ним молча остановилась невысокая стройная фигурка; светлые глаза на миг взглянули на него из-под рыжеватых локонов и тут же отвернулись. Долго они стояли вдвоем и молчали — весь остальной мир словно исчез для них. По небу над ними ползли тяжелые тучи, затмевая последние клочки голубизны, и на землю начинали спускаться свинцовые сумерки. На осажденную землю Каллахорна плотной пеленой вновь начал падать дождь, и Менион с неожиданным облегчением отметил, что на Керн опускается черная безлунная ночь.
Было далеко за полночь, дождь все еще шел унылой изморосью, и ночное небо было по-прежнему непроницаемо черным и зловещим, когда утомленный Менион Лих тяжело ступил на маленький, наспех сколоченный плот, ожидающий его в спокойной бухте на юго-западном берегу острова. Он рухнул на бревна плота, его подхватили чьи-то руки, и он с удивлением посмотрел в голубые глаза Ширль Рэвенлок. Она ждала его, как и обещала, хотя он и умолял ее отправляться вместе со всеми, когда начнется всеобщий исход. Весь в порезах и ссадинах, в одежде, превратившейся в промокшие от дождя и крови лохмотья, он позволил ей закутать себя в чудом сохранившийся сухим и теплым плащ, и привалился к ее плечу. Они скрывались в ночных тенях и ждали.
Несколько человек вернулось с Менионом, кто-то еще вступал сейчас на борт, и все они валились с ног после этой битвы, но гордились той свирепой отвагой и готовностью отдать свою жизнь, с которой сражались этой ночью на равнинах к северу от Керна. Никогда еще принц Лиха не видел такой невероятной храбрости перед лицом столь неотвратимой участи. Эта горстка человек из легендарного Граничного Легиона так отважно ворвалась во вражеский лагерь, что даже сейчас, через четыре часа после их удара, там продолжался переполох. Число вражеских солдат было невероятно — тысячи и тысячи воинов поднялись на равнинах, нападая на любого, кто оказывался поблизости, калеча и убивая в темноте даже своих товарищей. Их мучило нечто большее, чем страх смерти или же ненависть. Их мучила нечеловеческая сила Повелителя Колдунов, его невообразимая ярость, швыряющая их в бой словно обезумевших зверей с единственной мыслью — убивать. Но бойцы Легиона все же сдержали их у бухты, постоянно отступая, перегруппировываясь и снова атакуя. Этой ночью пали многие. Менион не представлял, что спасло его несчастную жизнь, но знал, что это спасение граничило с чудом.
Были отпущены швартовы, и он ощутил, как плот отчаливает от берега, как его подхватывает течение и выносит на середину полноводного Мермидона. Минуту спустя они уже беззвучно плыли вниз по реке, в сторону города-крепости Тирсис, куда несколько часов назад хлынул безупречно организованный поток беженцев из Керна. Сорок тысяч человек, теснящихся на крошечных плотах, лодках, даже на двухместных шлюпках, незамеченными выскользнули из осажденного города, пока вражеские часовые, охраняющие западный берег Мермидона, спешили в свой главный лагерь, на который, казалось, наступали армии всего Каллахорна. Шелест дождя, плеск воды и крики, доносящиеся из отдаленного лагеря, заглушали еле слышный шум людской суеты на плотах и лодках, где в отчаянии, страхе и стремлении к свободе теснились и давились беженцы. Мрак затянутого тучами неба надежно скрывал их, а храбрость придавала им сил. Хотя бы на какое-то время они избежали гнева Повелителя Колдунов.
Менион постепенно задремал, ощущая лишь легкое покачивание плота, который река уверенно несла на юг. В его утомленном мозге мелькали странные видения, время текло долгими минутами мирной тишины. Затем до него донеслись голоса, проникая в глубину сознания, заставляя немедленно проснуться, и глаза ему обожгло ослепительно алое сияние, пронизывающее влажный воздух. Резко прищурившись, он отодвинулся от Ширль и встал, и на его лице отразилась неуверенность, когда он увидел в северном небе красноватое зарево, по яркости не уступающее золотистому рассвету. Ширль что-то тихо зашептала ему на ухо. В ее еле слышных словах звучала горечь.