— Опять думаешь о брате? — спросил его Гендель, хотя это был скорее не вопрос, а утверждение.
Балинор, на мгновение ошеломленный, взглянул на него, затем медленно кивнул.
— Знаешь, тебе лучше бросить думать обо всем этом деле, — ровным голосом произнес гном. — Если ты по-прежнему будешь думать о нем как о брате, а не как о человеке, вот тогда он тебе станет по-настоящему опасен.
— Не так легко забыть, что наша кровь делает нас не просто сыновьями одного отца, — угрюмо заявил тот. — Такую связь я не могу ни забыть, ни разорвать.
Дарин с Даэлем переглянулись, не в силах понять, о чем те ведут разговор. Они знали, что у Балинора есть брат, но никогда не видели его и не слышали о нем ни слова с того момента, как отправились в свой дальний путь из Кулхейвена.
Балинор заметил обескураженное выражение на лицах братьев— эльфов и быстро улыбнулся им.
— Все не так плохо, как может показаться, — спокойно заверил он их.
Гендель безнадежно покачал головой и на ближайшие минуты замкнулся в себе.
— Мы с моим младшим братом Палансом — единственные сыновья Рула Буканнаха, короля Каллахорна, — решил разъяснить положение Балинор, и его взгляд упал на далекий город, словно проникая глубоко в прошлое. — В детстве мы были очень близки — наверное, как вы двое. Но мы взрослели, и у нас возникали различные взгляды на жизнь‡ мы стали разными людьми, что случается со всеми смертными, братья они или нет. Я был старше; я первым стоял у трона. Паланс, конечно, всегда понимал это, но с каждым годом это все сильнее разделяло нас, в основном потому, что его понятия об управлении страной не во всем совпадали с моими‡ Понимаете, это не так легко объяснить.
— Не так-то уж и трудно, — мрачно буркнул Гендель.
— Ну хорошо, не так и трудно, — утомленно согласился Балинор, на что Гендель отвечал понимающим кивком. — Паланс считает, что Каллахорн больше не должен служить первой линией обороны в случае нападения на Юг. Он хочет распустить Граничный Легион и отрезать Каллахорн от остальных земель Юга. Вот в этом я с ним и не могу согласиться‡ Он смолк, и несколько секунд стояла горькая тишина.
— Выкладывай им все, Балинор, — ледяным голосом произнес Гендель.
— Мой подозрительный друг считает, что мой брат больше не отвечает за свои поступки — что он говорит эти слова, не понимая их смысла. Он часто советуется с мистиком по имени Стенмин, которого Алланон называет бесчестным проходимцем, способным привести Паланса к гибели. Стенмин заявил моему отцу и народу, что править должен мой брат, а не я. Он настроил Паланса против меня. Когда я ушел из города, даже Паланс, кажется, поверил, что я не мог бы править Каллахорном.
— А этот шрам?.. — тихо спросил Дарин.
— Мы немного поспорили, прежде чем я отправился на поиски Алланона, — ответил Балинор и покачал головой, вспоминая прошлые события. — Я даже не помню, с чего все началось, но Паланс как-то сразу пришел в гнев — в его глазах зажглась настоящая ненависть. Я повернулся, чтобы уйти, и тут он сорвал со стены плеть, хлестнул меня ей и рассек мне щеку. После этого случая я решил на время покинуть Тирсис, чтобы дать Палансу шанс прийти в себя. Если бы я тогда остался, мы могли бы‡ Его голос вновь зловеще смолк, и Гендель бросил на братьев— эльфов взгляд, не оставляющий сомнений в том, что случилось бы, если бы братья вновь повздорили. Дарин недоверчиво нахмурился, поражаясь, каким надо быть человеком, чтобы посметь вот так выступить против Балинора. На протяжении всего их опасного похода в Паранор высокий каллахорнец не раз доказал и свою силу, и свою отвагу, и даже Алланон во многом полагался на него. Но все же родной брат решительно и злобно ополчился на него. Эльфу было глубоко жаль этого доблестного воина, вернувшегося в дом, где ему даже среди своей семьи было отказано в покое.
— Вы должны поверить мне, мой брат не всегда был таким — и я не верю, что он превратился в негодяя, — продолжал Балинор, излагая свои мысли скорее самому себе, чем слушателям. — Этот мистик Стенмин обладает над Палансом какой-то властью, провоцирует его на вспышки гнева, настраивает против меня и внушает свои идеи.
— Это еще не все, — резко прервал его Гендель. — Паланс — это фанатик-идеалист. Он стремится занять трон и ссорится с тобой под предлогом защиты интересов народа. Сознание собственной правоты скоро забьет ему глотку.
— Может, ты и прав, Гендель, — тихо закончил Балинор. — Но все— таки он мой брат, и я люблю его.
— Вот именно поэтому он так тебе опасен, — заявил гном, вставая перед ним и сурово глядя ему в глаза. — Он-то тебя больше не любит.
Балинор, не отвечая, смотрел на западные равнины и на город Тирсис. Несколько минут все они молчали, не желая мешать ходу мыслей тоскующего принца. Наконец он снова обернулся к ним, и лицо его было спокойно и безмятежно, словно никакой подобной проблемы у него никогда и не возникало.
— Пора идти. Хотелось бы добраться до городских стен до захода солнца.
— Я не иду с тобой дальше, Балинор, — быстро вмешался Гендель. — Я должен вернуться в свои земли и помочь готовить армии гномов к вторжению северян в Анар.
— Ну что же, эту ночь ты можешь провести в Тирсисе, а наутро двинуться в путь, — быстро предложил Даэль, знающий, насколько устал за эти дни гном, и заботящийся о его безопасности.
Гендель стоически улыбнулся и покачал головой.
— Нет. Через эти земли мне придется идти ночью. Если я заночую в Тирсисе, то потеряю целый день пути, а время для нас сейчас дороже всего. Судьба всего Юга зависит от того, как быстро мы соберем свои армии в единую боевую группу и нанесем Повелителю Колдунов ответный удар. Если Шеа и Меч Шаннары потеряны для нас, то остаются только наши армии. Я отправлюсь в Варфлит и остановлюсь там. Берегите себя, друзья. Удачи вам в грядущие дни.
— И тебе, смелый Гендель. — Балинор протянул свою могучую руку. Гендель тепло пожал ее, затем — руки братьев-эльфов, и исчез в лесу, махнув рукой на прощание.
Балинор и братья-эльфы ждали, пока он не скрылся из вида среди деревьев, а затем направились через равнины к Тирсису. Солнце тонуло за горизонтом, и небо из закатно-серого меняло цвета на темно-серый и синий, оповещая о скором наступлении ночи. Они прошли лишь полпути, когда небо окончательно почернело, и в нем, ясном и безоблачном, зажглись первые ночные звезды. Приближаясь к легендарному городу, чьи стены казались темным пятном на ночном горизонте, принц Каллахорна начал подробно пересказывать братьям историю построения Тирсиса.
Рукотворную крепость защищали и естественные преграды. Город был выстроен на высоком плато рядом с цепью невысоких, но отвесных утесов. Утесы полностью ограждали плато с юга и частично — с запада и востока. Далеко не столь высокие и внушительные на вид, как Зубы Дракона или Чарнальские горы далекого Севера, они обладали невероятной крутизной склонов. Те из утесов, что ограждали плато с юга, возвышались почти отвесно, и еще ни один человек не сумел взобраться по их склонам. Таким образом, город был надежно защищен с тыла, и в южной его части никогда не строились защитные укрепления. Плато, на котором стоял город, посередине имело в ширину три мили, резко обрываясь над бескрайними равнинами, тянущимися на север и на запад до самой реки Мермидон, а на восток — до лесов Каллахорна. Быстрые воды Мермидона фактически являлись первой линией обороны против любых захватчиков, и лишь немногим армиям удавалось преодолеть ее и добраться до плато и городских стен. Тот враг, кто все сумел бы пересечь Мермидон, вскоре оказывался перед отвесной стеной плато, которую обороняли сверху. Главным путем, ведущим на эти скалы, была воздушная эстакада из огромных блоков камня и железных брусьев, рушившаяся при выдергивании шплинтов из основных креплений.