— Конечно, конечно, любишь, — успокоила Марина и подтолкнула ее руку ко рту. — Ты попей пока.
— Я не хочу. Я… домой хочу. Зачем он упал?
— Это вы его убили? — вдруг спросил гестаповец Тучков. Галя посмотрела на него. Черные волосы, висевшие вдоль бледных щек, делали ее похожей на утопленницу.
— Это он меня убил, — внятно произнесла она. — Сам умер и меня убил. Я теперь даже не смогу его похоронить. Мне не разрешат. Не пустят, потому что я никто и мне там не место. Он ее любил, а меня трахал. И ребенок у него уже был. А на меня наплевать. Конечно.
— Галя, кого он узнал из отдыхающих? Марина слышала, что он говорил вам — «это она». О ком он говорил?
— Я не помню, — ответила она равнодушно. — Да какая разница!
— Большая.
— Он все равно умер, и я даже не смогу его похоронить. А когда поезд в Москву?
— В понедельник, Галя.
— Только в понедельник? Тогда я еще куда-нибудь. Куда еще есть поезд? Вы не знаете, Марина Евгеньевна?
— Галя, кого он узнал? Кто это «она»?
— Она его заберет, а я тут одна останусь? Нет, уж лучше я уеду. Да какая разница, в Москву или нет?
— Ты бы маме позвонила, — посоветовал Тучков Четвертый жестко. — У тебя мама есть?
— Есть.
— Ты бы ей позвонила. Чтобы она за тобой приехала.
— Не-ет, — протянула Галя уверенно, — я не могу! Она еще когда приедет! А мне завтра с утра надо.
— Галя, кого он узнал? Черт побери, мне надо знать, кто и за что его убил!
— Он упал, — прошептала Галя, и глаза у нее сверкнули, — он упал и умер. Он сказал, что не хочет ребенка, потому что у него уже есть ребенок и любимая женщина. Мне надо идти, Марина Евгеньевна. У меня утром поезд. Я уезжаю. Мне здесь не место.
— Я вас провожу, — вызвался Тучков Четвертый. — Деньги не забудьте.
Пока его не было, Марина задумчиво налила коньяк еще в две рюмки, а Галину ополоснула и спрятала.
Потом он вернулся.
— Федор, ее нельзя в таком состоянии никуда отпускать! Она в беду попадет.
— И что мы должны с ней сделать?
— Не знаю, — растерялась Марина, — как-то остановить.
— До утра я ее остановил, — задумчиво сообщил Тучков, — а там посмотрим.
— Как остановил?!
— Как, как! Налил в коньяк фенобарбитал. Ты же слышала, как ампула щелкнула. Даже оглядывалась и принюхивалась.
— У тебя с собой фенобарбитал в ампулах?!
— Всегда, — признался Федор Тучков.
— Зачем?!
— На всякий случай.
— На какой?!
— На такой, к примеру. Я же не на любовное свидание ехал. Я ехал на свидание с бандитом.
Марина подумала немного.
— И она теперь спит?
— Да. Я уложил ее на диван, ключ от ее номера спрятал, так что быстро она его не найдет, дверь захлопнул. Поэтому она сначала будет спать, потом искать ключ, а потом мы что-нибудь придумаем.
— Федор, ты же не считаешь, что это она сидела в кустах и из трубки плевалась в лошадь, чтобы Вадим упал?
— Не знаю, — сказал он задумчиво. — Ну повод-то у нее был, верно?
— Верно, — заявила Марина сердито. — Она сама тебе только что доложила, что у нее есть отличный повод. Если бы не доложила, ничего бы мы не узнали про ее повод.
— Да, — согласился Тучков Четвертый. — Это верно.
Марина поднялась из кресла и стала ходить. Белая штора неодобрительно колыхалась.
— Галя была не в себе, когда мы с тобой ее увидели. Это называется состоянием аффекта, да?
— Да.
— В состоянии аффекта можно выстрелить, или пырнуть ножом, или ударить, но не засесть в кустах с трубочкой!
Федор слушал ее с интересом.
— Я не понял. Ты теперь защищаешь Галю?
— Я хочу знать, кто его убил! Уж точно не Галя! Федор, — ахнула Марина, остановилась и взялась за щеки, — наверное, его убил тот, кто убил твоего Чуева! Потому что он догадался, что Чуев не сам умер!
— Мы это уже обсуждали, — сказал он нетерпеливо. — Никто не стал бы убивать Вадима за то, что он кого-то там узнал! Ну узнал, и дальше что? Менты, конечно, обрадовались бы, если бы узнали, кто у них на территории копыта отбросил, это она правильно сказала. И что такие сами не тонут, тоже правильно. Но он не пошел в милицию, потому что и сам понимал, что ему нечего там сказать! Это он перед своей подругой… хвост распускал.
— Он сказал ей, что ни за что на ней не женится.
— Как такое ей в голову могло прийти, — задумчиво протянул Федор, — что он на ней в принципе может жениться?
— А почему он в принципе не мог на ней жениться?
— Да у нее на лбу все написано, — сказал он с досадой, — я тебе уже говорил! И кто такая эта «она»? Почему Галя нам не сказала?
— Ты не понимаешь. Она не может нам сказать. С ней… дело плохо, Федор.
— Дело плохо, — согласился он.
— А Павлик? А Вероника? И ее дед? Он ведь не пошел на лошади кататься, и Валентина не пошла, и Вадим погиб! А записка в номере у Павлика? Там стояла буква «В»! Кто это? Вероника? Владимир? У нас здесь есть Владимир? Или это фамилия? Кто у нас есть с фамилией на «В»?
— Посторонним «В», — пробормотал Тучков задумчиво.
— Что?!
— Посторонним «В». Такая табличка висела над домиком Пятачка. Ты не читала?
Она не читала. Она читала только «полезные» книги, с трех лет примерно. На бесполезные у нее не было времени. Она готовила себя к блестящей карьере блестящего ученого. Ну и что — окно немного в стену, старенький компьютер, лекции, семинары, доклады, мокрые от осени и от бедности ботинки? Ну и что?! Зато она стала «достойным членом общества». Зато ничем себя не запятнала. Ни на что ни разу не отвлеклась. Даже после того, как упала, ни разу не каталась на лыжах.
Посторонним В!
— Давай поговорим, — сказал Федор Тучков. — Мне нужно с тобой поговорить. Я все время что-то упускаю и никак не могу…