Вчера я была слишком взволнована, чтобы как следует разглядеть его. Зато сегодня при дневном свете я могла удовлетворить свое любопытство. От его красоты захватывало дух. О, Мишель не сразу бросался в глаза, как Луиджи, и его было довольно трудно разглядеть в пестрой толпе восхищенных мною мужчин. Но чем больше я его разглядывала, тем лучше понимала, что такие, как он, еще не попадались мне. Нежная, по-девичьи белая кожа, которая, наверное, легко покрывается румянцем. И почему я до сих пор не знаю, быстро ли он краснеет… Тонкие, но не женственные черты лица, мягкие темные волосы, голубые глаза… Надо же, в этом он похож на меня – темноволосый и светлоглазый. Это знак свыше.
Пожалуй, больше всего в облике Мишеля меня поразило то, что изящество сочетается в нем с бесспорной мужественностью. Его лицо никто не посмел бы назвать девическим, хотя любая девушка гордилась бы, если бы у нее был такой нос, губы, щеки… В чем разгадка этого парадокса? Если я буду долго смотреть на него, я смогу ее понять…
– Сколько вам лет, Мишель? – спросила я, повинуясь внезапному порыву. Он так невообразимо юн, и в то же время он далеко не мальчишка…
– Т-тридцать два, – ответил он.
Его волнение было так трогательно! Тридцать два… Всего лишь на три года меня моложе. Луиджи (и когда только я перестану его вспоминать?) было двадцать семь. Тридцать два – очаровательный возраст. Впрочем, сейчас мне нравится все, что связано с Мишелем.
– Давайте погуляем по городу, – предложила я. – Пусть водитель отвезет нас в центр, и вы расскажете мне его историю…
Меня больше не интересовало, куда он шел и кто ждет его сейчас. Все дела должны были отойти на второй план, да что там, вообще исчезнуть из его жизни! Что может быть важнее любви? Разве что моя сцена, но и она на некоторое время перестала для меня существовать…
Мы вышли на Трафальгарской площади. Мишель по-прежнему хранил молчание, но я не торопила его. Конечно, ему нужно привыкнуть к мысли, что я рядом с ним, а не на пьедестале. Более того, я с ним в его родном городе, простая и обычная, ничем не отличаюсь от девушек, которые с серьезным видом идут по лондонским улицам.
Хотя нет, отличаюсь. Ни одной из них было бы не под силу произвести такое впечатление на моего неразговорчивого спутника. Несколько раз я ловила на себе его жадный недоверчивый взгляд, словно он никак не может осознать, что все это происходит с ним на самом деле. Пожалуй, мне стоит его поцеловать, чтобы все наконец встало на свои места. Или не стоит торопиться? Насладиться любовью я всегда успею, сейчас же я получу удовольствие от его восхищения, замешательства, скованности…
– Что ж вы ничего не рассказываете мне, Мишель? – шутливо воскликнула я. – Я жажду услышать как можно больше о вашем удивительном городе, а вы как будто в рот воды набрали!
Я подшучивала над ним, а он растерянно моргал, словно и не подозревал, что я способна на искренний смех и неподдельную радость. Он считал меня ледяной богиней? Пусть убедится теперь, что я живая, горячая женщина, в жилах которой течет кровь, а не вода!
Я подошла к нему ближе и как бы невзначай положила руку ему на плечо. Лицо Мишеля страдальчески исказилось.
– Зачем вы приехали, Селин? – вырвалось у него.
Я убрала руку.
– У меня контракт, – просто ответила я.
Глупыш. Думает, что я приехала мучить его. И не догадывается, что я хочу вознаградить…
Мишель закусил губу и отвернулся.
– Вы же сами хотели видеть меня в Лондоне, – продолжила с легкой обидой в голосе. Пусть осознает свою ошибку и примется меня утешать. – Английская публика очень тепло приняла меня.
– Вы прекрасная певица, Селин, и вами нельзя не восхищаться.
Этот корректный ответ расстроил меня до глубины души. Кажется, я где-то ошиблась в своих расчетах. Но где?
– Мы сейчас говорим не о моих талантах, – резко сказала я.
– А о чем?
Он посмотрел мне прямо в глаза, и я похолодела. Раньше у Мишеля были совсем другие глаза. В них светилось тоскливое обожание и полное отсутствие надежды. Сейчас он глядел устало и озлобленно, как будто я была в чем-то виновата.
– О нас… – пробормотала я неуверенно.
– Нас не существует, – отрезал он.
Я вдруг осознала, что поднялся очень сильный ветер. Он трепал волосы Мишеля и поднимал мою юбку, гнал осенние листья и заставлял прохожих ежиться. Все вокруг невольно ускорилось – люди, машины, автобусы, листва – все куда-то торопилось, подхваченное всесильным ветром. Лишь мы с Мишелем застыли в центре круговорота. Полы его длинного плаща хлопали на ветру, а в глазах плескалась боль. Мне стало холодно. И от ветра, и от его пронизывающего взгляда. Он словно предъявлял мне какой-то счет, а я совершенно не могла понять за что, хотя сумма в счете была очень велика…
– Я… я не понимаю вас, Мишель…
– А я не понимаю вас, – нахмурился он. – Вы отлично знаете, как я к вам отношусь. И вы специально приехали сюда, чтобы окончательно разрушить мою жизнь. Вам мало того, что я два года тенью ездил за вами по Европе. Вы решили превратить меня в комнатного пса. Но у вас ничего не выйдет…
Он говорил так быстро, что я половины не поняла. Ясно было лишь то, что он по-прежнему любит меня. Вы отлично знаете, как я к вам отношусь. Что ж, мне только это и надо.
– Не стоит так огорчаться, – сказала я и обворожительно улыбнулась.
Подействовало. Мишель вздрогнул и уставился на мои губы. Уверена, он не против испробовать их вкус. Почему бы не сейчас? Пусть собирается дождь, а прохожие стремятся быстрее укрыться от непогоды. Нам это не помешает, как не помешает и то, что весь Лондон будет смотреть на нас!
Я шагнула вперед и прижалась к его губам. Удивительное дело, но в первое мгновение мне показалось, что он вот-вот оттолкнет меня. Но это впечатление было ошибочным, потому что уже в следующую секунду Мишель стиснул меня с такой силой, что у меня захрустели ребра. Но я и не подумала сопротивляться или останавливать его. Обнаружить неистовую страстность под маской холодного английского джентльмена было чудесно. Он целовал меня так, словно делал это в первый и последний раз в своей жизни, словно через минуту мир провалится в тартарары, и мы вместе с ним…
Я много раз целовалась, и с совершенно разными мужчинами, но Мишель превзошел их всех. Я чувствовала, что он злится на себя, на меня, что он презирает себя за слабость, но не может остановиться. Это придавало нашему поцелую необычайную остроту, все равно что приправа – мясу. Мишеля била дрожь, но не от холода, и я с восторгом поняла, что еще чуть-чуть, и он набросится на меня прямо здесь… Это было бы уже чересчур, и я мягко отстранилась от него.
У него нервно дергался уголок рта, и вид был самый разнесчастный.
– Ты очарователен, Мишель, – прошептала я, приблизив губы к кончику его носа.
Никогда не боюсь делать мужчинам комплименты, даже незаслуженные. От них даже самый стойкий мужчина тает и становится как мягкий воск в руках женщины. Лепи из него все, что хочешь. Но вопреки моим ожиданиям Мишель не расслабился.