Эти слова произнес Троу, и все удивились. А он добавил:
— Я отказываюсь заниматься наукой в мире, где нарушены причинно-следственные связи.
— А вот и зря, — спокойно сказал Солвиц. — Настоящий ученый ни от чего отказываться не должен.
Язон усомнился в справедливости и этого чеканного постулата. Опять доктор Солвиц все меньше нравился ему, но все-таки главная задача оставалась прежней — разобраться с этими тварями наверху. И Язон с упорством, достойным лучшего применения, возвращал и возвращал их разговор в нужное русло.
— Значит, вы развели на поверхности астероида всю эту гадость и с нею, словно с лучшим подарком для старых друзей, направились в родные пенаты. Это очень благородный поступок, дорогой мой Тедди!
— Только не надо сейчас иронизировать и говорить о морали! — вскинулся Солвиц. — Во-первых, я действительно не представлял себе — и до сих пор не представляю! — каковы могут быть последствия встречи людей со всей этой, как вы говорите, гадостью. Во-вторых, из элементарной предосторожности я же залил это все водой и заморозил не самым обычным способом В-третьих, я уже объяснял вам, поначалу моя охрана там, на поверхности, подчинялась мне идеально и лишь потом начала вести себя кое-как.
— Это в какой же момент? — быстро спросил Язон, чувствуя, что именно здесь кроется нечто очень важное.
— Да был такой… — как-то странно замялся Солвиц. — Я подлетел тогда слишком близко к одной звезде…
— К какой именно? — Язон внезапно перехватил инициативу и вел теперь настоящий допрос.
— О Боже! Да я не помню, правда, не помню… Я тогда страшно испугался, потому что из растаявшего льда вырвалась очень черная… ну лента не лента, клякса не клякса… в общем, нечто очень черное… я такого и не видел никогда прежде. Оно не слушалось меня абсолютно, оно было совершенно отдельно от меня и умчалось в космос. Лет триста после этого я не приближался ни к одной из звезд. Я действительно боялся. Я, разучившийся бояться навсегда, вновь познал страх. Я не хотел больше будить чудовищ, выращенных в темных недрах моей собственной души, но однажды я понял: они уже разбужены. Точнее, я почувствовал излучение. Поверхность моего астероида начала излучать. Вначале медленно, очень медленно, но процесс сделался необратимым и неуправляемым мною. Я должен был взывать о помощи извне.
— Почему же вы не попросили о ней самым обычным способом, то есть простым радиосигналом?
— Я отправлял простые радиосигналы, — ответил Солвиц обессиленно. — Но это, там, наверху, превращало их в свое дьявольское излучение. А потом, когда вы уже проявили инициативу, я исхитрился отправить встречную шифровку. Может, ктото даже сумел понять ее. Я просил о помощи лично вас, Язон.
— И что теперь? — Язон начал осознавать смысл последних откровений Солвица, но пока еще не решался, отказывался поверить в них. — Вы, стало быть, пленник собственных фекалий и, не в силах одолеть их, предлагаете мне разобраться в проблеме. А пока даже не имеете возможности отправить нас обратно? Так получается?
— Примерно так, — вздохнул Солвиц.
— А сразу признаться в этом — стыдно было, что ли?
— Да нет, вы бы просто не поняли…
— Не верю, — неожиданно сказала Мета. — Опять не верю.
Солвиц вскинулся как-то обиженно и одновременно зло. Еще секунда — и снова началась бы стрельба, но в этот момент Троу схватился за сердце и, закатив глаза, начал сползать на пол.
— О Боже! — воскликнул Солвиц. — Я должен срочно сделать ему инъекцию.
— В чем дело?! — буквально взревел Язон.
Он уже и сам еле сдерживался, а Мета, разумеется, держала пистолет наготове. Язон только вспомнил вдруг, что они еще ни разу не опробовали этих пистолетов в деле. А если к тому же учесть, что в этом месте по определению нельзя совершить ничего плохого…
— В чем дело, в чем дело! — передразнил Солвиц.
Он суетился вокруг Троу, по странной методике прикладывая аптечку то к одному, то к другому месту на теле пациента.
— Он еще не до конца поправился, вот в чем дело. Нечего было в голову разрывными пулями шмалять! Друзья, называется!
— Ну знаете! Вы-то своих друзей собственноручно и поголовно передушили, если я правильно понял, — отпарировал Язон. — А теперь еще нас втравили в эту идиотскую историю. Нет у вас морального права нам с Метой замечания делать! Вы лучше скажите, когда же Троу окончательно поправится, чтобы мы смогли все втроем отсюда умотать.
— Поправится-то он скоро, — проговорил Солвиц, потом помолчал и добавил: — А вот уматывать отсюда ему, боюсь, совсем не придется. До сих пор все созданные мною гомункулусы могли существовать лишь в пределах этого мира, в пределах моей энергетической оболочки.
— Вот те на! — растерялся Язон. — Ну а мы-то с Метой часом не гомункулусы?
— Нет, конечно! — Солвиц как будто даже рассердился. — Просто я сделал вас бессмертными.
— Это еще зачем?!
— О Господи! Да ведь тайну бессмертия можно доверить только бессмертным. Послушайте, Язон, кажется, я начинаю уставать не только от женских эмоций Меты, но и от ваших детских вопросов. Вот сейчас Троу немного оклемается, и мы все пойдем в библиотеку. Я хочу, чтобы вы наконец разобрались во всем последовательно. Период первоначальной подготовки, будем считать, закончен.
И тут, как по заказу, Троу очнулся, приоткрыл глаза и хрипло, но вполне внятно попросил:
— Воды, пожалуйста!
То, что Солвиц называл библиотекой, походило скорее на командную рубку небольшого межзвездного корабля, а еще больше — Язон даже не сразу вспомнил, где видел такое — на радиостудию. Тесная клетушка со звукоизолирующими стенами, два кресла, перед каждым на столе микрофон и наушники с длинными тонкими проводами (чтобы вставать и ходить, что ли?), на наклонной панели — небогатый набор индикаторных лампочек и пара тумблеров, перед глазами за толстым стеклом еще одно помещение с большой картой-схемой неизвестно чего во всю стену, пол — мягкий, ворсистый, а потолок — ноздреватый, как губка. Вот и все. В общем, стиль «ретро».
Язон уже сел в предложенное кресло, а рядом расположилась Мета, когда он наконец вспомнил: очень похожая радиорубка была на Скоглио — дикой, холодной планете, знаменитой на всю Галактику своей летной школой, в которой целых полтора года проучился Язон динАльт. Мемориальной таблички там пока еще не было, но уж когда-нибудь точно будет. Странная эта планета вся покрыта скалистыми неприступными горами, и лишь вкрапления озер с чистейшей водой и хвойными лесами по берегам слегка разнообразят пейзаж. Океанов и пустынь нет совсем. Но не только природа Скоглио была необычной. Еще там говорили на странном итальянском языке, а летную школу называли зачастую просто «Скуола». При наличии многих прекрасных космодромов, а также испытательных стендов для новейших образцов пилотируемых аппаратов, как атмосферных, так и космических, на планете полностью отсутствовала не только пси-, но и видеосвязь. Общались там по старинке, и радиостудия, вещавшая на целое полушарие, была почти священным местом.