Майкл ушел, а я так и осталась на лестнице. Это все? Я ожидала бури, а получила легкий выговор. Меня по-отечески отругали и простили. Проще простого сделать вид, что ничего серьезного не произошло, и жить, как раньше. Мало ли что пишут в бульварных газетах…
Прошло несколько дней, а я так ничего и не решила. Майкл пропадал на работе, и виделись мы лишь за завтраком. Никаких откровенных разговоров, одни пустые, ничего не значащие фразы. Иногда я ловила на себе его пристальный взгляд, но он сразу же отводил глаза. Майкл словно подвергал меня какому-то испытанию, вот только я понятия не имела, какому.
Как у него идут дела, я узнавала из газет. По поводу исчезновения Лео Вэлентайна велось предварительное расследование, и враждебные Майклу журналисты в красках расписывали, как блестящий адвокат пытается оправдаться.
Попадались иногда статейки и о личной жизни Майкла. Они были поразительно точны. Меня называли несчастной затворницей, которая проводит дни с кипой газет, а Майкла – продажным негодяем, способным принести в жертву выгоде чувства жены. Порой у меня возникало ощущение, что репортеры с камерами прячутся в каждой комнате и потому знают, что происходит в нашем доме.
Все время названивала Миранда. Один раз я позволила ей прийти, но она не столько разговаривала со мной, сколько шарила глазами по сторонам, высматривая признаки моего рухнувшего брака. Признаков не было, а на ее вопросы я отвечать отказывалась, и поэтому Миранда ушла разочарованной и немного злой.
– С лучшей подругой ты могла бы быть и пооткровеннее, Крис, – сказала она вместо «до свидания».
Но я больше не знала, кто мне друг, а кто враг.
Наша горничная Дайана, к примеру. Я всегда считала ее девушкой милой и услужливой, хоть и недалекой, но в конце недели Майкл с позором выгнал ее. Как оказалось, именно она в последнее время снабжала журналистов свежей информацией из нашей личной жизни. Ума не приложу, как Майклу удалось это выяснить. Когда он предъявил Дайане обвинение (а уж это он умеет делать прекрасно, несмотря на то, что адвокат, а не прокурор), она все отрицала. Но Майкл и не собирался проводить судебные слушания. Он сам вынес приговор, и Дайане пришлось уйти.
– Пусть радуется, что мы не подаем на нее в суд, – отрезал он.
Я не решилась с ним спорить. Я и сама была фактически на положении обвиняемой в его доме, куда уж мне заступаться…
Вечером в понедельник Майкл как всегда уехал на работу. Я сидела в спальне, бесцельно переключала каналы и боролась с желанием позвонить Дэйву. Просто позвонить, спросить, как дела. Почему бы и нет?
Но не успела я взять трубку, как в дверь постучали.
– Кристина, можно войти?
– Да, миссис Филипс. – Я отодвинулась подальше от телефона.
Экономка вошла. Глаза у нее были заплаканы, руки комкали передник.
– Миссис Атертон, можно мне взять небольшой отпуск? Понимаете, мне только что позвонил Гэри… Это муж моей дочери, который автослесарем работает в Оукс Малбери…
– Да-да, миссис Филипс, я помню…
– Так вот, говорит, Дженни под машину попала… Отмечала подружкин день рождения, вышла из бара… Говорит, неважные у нее дела…
Миссис Филипс зарыдала. Я подошла, обняла ее.
– Конечно, поезжайте. С Дженни все будет хорошо. Я сейчас вызову вам такси.
Я проводила рыдающую миссис Филипс до машины. Ехать до Оукс Малбери было далековато, и она доберется туда только через несколько часов. Надеюсь, с Дженни все будет в порядке.
Я постояла на дороге, пока такси не скрылось с глаз, потом медленно побрела к дому. И только у входной двери осознала, что во всем особняке я осталась одна. Дайана уволена, миссис Филипс на пути к больной дочери, у Агнесс выходной. Шофер вместе с Майклом, садовник в Мидленде на выставке редких орхидей, кухарка лежит дома с приступом мигрени… Трехэтажный особняк для маленькой девочки, не умеющей разобраться в своих чувствах.
Я поднялась по ступенькам, закрыла за собой тяжелую дверь. Пятнадцатирожковая хрустальная люстра, более уместная в концертном зале, чем в доме, показалась мне как никогда огромной. Да и все в этом доме было «слишком». Слишком большим или слишком маленьким… Слишком элегантным, слишком дорогим, слишком красивым. Да-да, слишком красивым. Все эти японские вазы Майкла, расставленные в строго определенном порядке, его гардины, его картины, его задвижки на дверях. Любая мелочь здесь была продумана и на своем месте. Но как же порой мне хотелось раскидать все подушки по дивану или оставить на журнальном столике парочку глянцевых журналов…
И сегодня я как раз могу делать все, что захочется. Пнуть идеальный ковер у лестницы. Сдвинуть с места (о преступление!) любимую вазу Майкла. Включить свет во всем доме. Напиться в одиночестве…
Додумать план действий я не успела, потому что в вдруг холле погас свет. Отлично. Стоило маленькой девочке остаться одной, как начались проблемы. Лампочки что ли перегорели? Все пятнадцать сразу? Надеюсь, на втором этаже свет есть. Не хотелось бы просидеть остаток ночи при свечах. И где, кстати, у миссис Филипс свечи?
Я наощупь нашла перила, поставила ногу на ступеньку.
– Добрый вечер, миссис Атертон, – произнес вкрадчивый мужской голос.
У меня волосы стали дыбом.
– П-привет. Вы кто?
Это, конечно, садовник. Как там его? Эндрюс?
– Эндрюс, это вы? – Я старалась говорить твердо, но голос все равно дрогнул. – Что у нас со светом?
От смеха, который раздался в ответ, мои ноги стали ватными.
– Нет, миссис Атертон, я не Эндрюс. А со светом у вас все в полном порядке.
Я вцепилась в перила.
– Что происходит, черт возьми? Включите свет!
– Не волнуйтесь, миссис Атертон, это вам не идет.
Мне показалось, что голос раздался прямо у меня над ухом, и я рванула вверх, прыгая через ступеньки.
– Ну раз вы так боитесь темноты… – произнес голос с некоторым разочарованием.
Я оступилась, подвернула ногу и всем весом рухнула на ступеньки.
И тут включился свет.
Я обернулась. У выключателя стоял мужчина в черном спортивном костюме. Он улыбался.
– Так лучше? Я не хочу, чтобы вы переломали себе ноги, моя дорогая Кристина.
Спазм в моей груди разжался, уступив место злости.
– Я не ваша дорогая Кристина. Немедленно убирайтесь отсюда, иначе…
– Иначе что?
Он неспешно, как хозяин, подошел к дивану и сел, закинув ногу на ногу.
– Я вызову полицию.
– Правда? – Он потянулся к радиотелефону, который стоял перед ним на журнальном столике, пощелкал кнопками. – Боюсь, ваш телефон не работает. Какая незадача.