– Обещали завтра утром. Я им уже заплатил, – сообщил Эдгар.
– Мне они очень нужны. Подсознательно есть такое ощущение, что именно он заставил Маргариту Кярвалис так быстро убраться из города и звонил Ларисе Кирилловне, чтобы она отключила свой мобильный телефон и не встречалась со мной. Понимаю, что несу чушь и этого по логике вещей не должно быть. Но я почему-то в этом убежден.
– Ты думаешь, он как-то связан с убийством своего двоюродного брата?
– Возможно. Пока у меня нет конкретных фактов, но инерционная масса накапливающихся сведений не в пользу Дмитрия Романовича.
– Тогда зачем он к нам приходил? Зачем просил тебя расследовать убийство своего двоюродного брата? Чтобы ты его разоблачил? Или он сумасшедший?
– Я сам ничего не понимаю. Подождем до завтра, пока получим распечатку его телефонных звонков. Но для начала нам нужно с ним переговорить.
Дронго достал свой мобильный, набрал номер Дмитрия Сутеева.
– Слушаю вас, – сразу отозвался Дмитрий Романович, словно ждал этого звонка.
– Здравствуйте, – начал Дронго, – вы знаете, что Лариса Кирилловна попала в больницу?
– Впервые слышу, – сразу соврал Сутеев.
– Значит, я первый, кто вам об этом сообщил, – разозлился Дронго. – И вы не знали, что она в больнице?
– Нет. Нас это мало волнует. Она ушла от мужа, и теперь...
– Хватит меня обманывать, – резко перебил его Дронго, – вы прекрасно знаете, что она в больнице. И вас всех это очень волнует. Вы все утро звоните домой на проспект Сахарова и пытаетесь узнать у ее мамы, как себя чувствует Лариса Кирилловна. Зачем вы мне говорите неправду?
Наступило молчание. Сутеев покашлял. Очевидно, он не ожидал такого разговора.
– Да, – негромко сказал он, – я знаю, что она в больнице. Я действительно звонил к ним домой, чтобы узнать, как она себя чувствует. Вы должны меня понять. Там осталась дочь Николая, она совсем маленький ребенок. Меня волнует ее судьба. И насчет Ларисы. После того, как они разошлись с мужем, я не должен вообще иметь с ней никаких контактов, но когда мне сообщили, что она попала в больницу, я начал дергаться, волноваться. Больше из-за девочки, чем из-за Ларисы. И поэтому звонил несколько раз.
– Объяснения не очень убедительные, – сказал Дронго, – но пока приемлемые. А как вы объясните тот факт, что она попала в больницу? Неужели она так сильно переживает смерть вашего двоюродного брата, от которого ушла за месяц до его убийства?
– Я сам ничего не понимаю. У женщин бывает странная логика.
– Это у вас странная логика, Дмитрий Романович, – жестко заметил Дронго, – вы сами вспоминали, как она переживала на похоронах. Об этом говорят и все остальные свидетели. Получается, что она его действительно любила. Так почему они разошлись? Может, вы мне попытаетесь объяснить как близкий родственник и друг погибшего?
– Не знаю, – выдохнул Дмитрий Романович, – я сам ничего не понимаю. Но у них были плохие отношения в последнее время.
– Не уверен, – сказал Дронго, – портрет своего мужа она держит в гостиной до сих пор. Когда уходят от человека, его портрет не выставляют в гостиной. И не попадают в больницу из-за подобных переживаний. Может, вы мне чего-то не успели сообщить? Вам ничего не хочется мне рассказать?
– Ничего не хочу. Просто я думаю, что мы доставляем вам массу неприятностей. Если вы считаете, что это сложное дело, вы можете отказаться. Я выплачу вам часть суммы...
– Я не собираюсь отказываться, – перебил его Дронго, – а насчет неприятностей вы сейчас услышите. Сегодня утром арбитражный суд признал исковые требования банков к компании «Ростан». И обязал совладельцев компании в течение семи дней погасить всю сумму долга. У семьи вашего погибшего брата есть нужные три миллиона долларов?
– Они вынесли такое решение? – ужаснулся Дмитрий.
– И не просто вынесли. В обеспечение долга будет наложен арест на все имущество Николая Евгеньевича. На его две квартиры в Москве, на его дачу в Подмосковье и даже на тот дом, который вы хотите получить в Нижнем Новгороде. Все будет конфисковано и пойдет в уплату долга.
– Вы беспокоитесь за свой гонорар? – уточнил Сутеев.
– Я беспокоюсь за несчастную вдову, которая сейчас находится в больнице. И за ее двоих детей, одна из которых ваша племянница. Или вы не совсем поняли, что я вам сказал? Ровно через семь дней судебный исполнитель наложит арест на все имущество семьи вашего погибшего брата. Я полагаю, что этого не хватит на покрытие долга, даже если Лариса Кирилловна продаст всю мебель и имущество из обеих квартир, дачи и дома. Все равно останется больше миллиона долларов долгов. У вас есть лишний миллион? Или лучше два, чтобы хотя бы оставить квартиру семье вашего погибшего брата? Или вас устраивает, чтобы они оказались на улице?
– Не нужно так говорить, – тихо попросил Дмитрий, – мы что-нибудь придумаем. Я сейчас позвоню Вахтангу Михайловичу. Он убеждал меня, что такого решения не будет. Говорил, что австрийцы готовы выделить большой кредит.
– Он выдавал желаемое за действительное. У компании «Ростан» действительно был предварительный договор с австрийским банком, но в дело вмешались кредиторы из банка КТБ, которые убедили австрийцев отказаться от заключения договора и выделения кредита.
– Что теперь будет?
– Я вам уже рассказал, что именно будет. И очень советую больше не пытаться играть со мной в ваши странные игры. Надеюсь, что вы от меня больше ничего не скрываете. До свидания.
Он убрал телефон.
– Так и нужно, – одобрительно кивнул Вейдеманис, – ты правильно припер его к стене.
– Даже если я сто раз назову его лжецом и негодяем, это не поможет вдове погибшего, – мрачно возразил Дронго. – Можешь себе представить, что с ними будет? Мне даже думать об этом неприятно.
Находившийся на Чистопрудном бульваре ресторан «Ностальжи» считался одним из лучших в Москве. Его шеф-повар Давид Дессо отличался особым умением в приготовлении классических рыбных блюд из сибаса, стерляди, морского языка, а знаменитая башня из жареной утиной печени под соусом «кавальдос» вызывала неизменный восторг у посетителей. К достоинствам ресторана можно было отнести и большой винный погреб с разнообразными напитками любой ценовой стоимости. Цены были уязвимым местом ресторана, все знали, что в нем не просто дорогие блюда, а очень дорогие. При этом стоимость многих блюд была дороже, чем в ресторанах Парижа, Берлина или Вены.
Дронго приехал в ресторан ровно к восьми, захватив с собой изящный букет белых роз. Его уже ждали, проводили к столику в углу, где расположилась Юна Миланич. Она была в темно-синем платье, очевидно, из последней коллекции от Балансиаги, отметил Дронго. Комплект «картье» из сережек и кулона дополнял ее наряд. Сумочка была под стать украшениям и обуви серебристого цвета.