— Не знаю, с чего мне вообще вам еще что-то говорить, — огрызнулся Больши. — Когда вы меня отпустите?
— Когда снова увижу Его Величество целым и невредимым! — Абернети не был настроен дискутировать с этим страшилищем.
Больши презрительно сплюнул:
— И не ждите. Даже если я помогу вам войти в пещеру, даже если я покажу вам Шкатулку и даже если ты произнесешь заклинание, этого не будет, потому что ты не волшебник и не маг и не можешь пользоваться колдовскими силами.
— Чтобы я терпел такое от гадюшной птахи! — возмущенно отозвался Абернети. — Заводи нас в пещеру, Больши. А об остальном предоставь мне самому позаботиться.
Птица фыркнула:
— Ну и прекрасно. Поступай как знаешь. Прикасайся к знакам в том порядке, который я тебе укажу. Итак, поехали.
И он начал повторять последовательность действий, необходимых для того, чтобы открыть пещеру, — он запомнил их, наблюдая за Хоррисом Кью.
Спустя какие-то секунды камень отодвинулся назад, скрежеща о скалу и открыв зияющее чернотой отверстие, в котором тускло светилось серебристое сияние. Трое друзей короля тревожно уставились в неприветливый сумрак.
— Ну? — издевательски осведомился Больши. — Будете тут стоять весь день или все-таки войдете? Давайте-ка поскорее кончать с этим.
— Как далеко идет эта пещера? — озабоченно спросил Абернети.
— Пока не кончится! — огрызнулась птица. — Ха! Ха! Ха!
Абернети решил не обращать внимания на подзуживание Больши. Пещеры он не любил столь же сильно, сколь и подземные ходы, но не мог рисковать, пуская туда кыш-гномов одних. Невозможно было предсказать, что произойдет. С другой стороны, ему не слишком хотелось попасть в ловушку.
— Я пойду первым, — вызвался Щелчок, предлагая решение проблемы.
— А я вторым, — предложил Пьянчужка.
— Мы не боимся тоннелей и пещер.
— Мы любим темноту.
Абернети это вполне устраивало. Он был рад замыкать шествие. Так ему легче будет за всеми присматривать. Кроме того, если в пещере окажутся какие-нибудь ловушки, кыш-гномы заметят их лучше, чем он. Обидно, что нюх у него работает лучше, чем зрение, но такова уж его природа, и нет смысла ее оплакивать.
— Хорошо, — согласился он. — Но будьте предельно осторожны.
— Не беспокойтесь о нас, — жизнерадостно отозвался Щелчок.
— Ни минутки, — добавил Пьянчужка. Заметано, подумал Абернети. Не то чтобы он вообще собирался о них беспокоиться, — Только покрепче держите птицу, — напомнил он гномам.
Они осторожно прошли через вход, переключаясь с ночной темноты на темноту, царившую в пещере. Тускло светящиеся полосы мерцали на стенах коридора, напоминая свет свечи, каким он виден сквозь залитое дождем окно. У входа они задержались осматриваясь. Воздух в пещере, как это ни странно, оказался очень теплым. Тишина была мертвецкой.
Абернети поразила страшная мысль: а что, если Бурьян за чем-нибудь пришел сюда раньше и теперь их дожидается? Эта возможность так его напугала, что на мгновение он застыл на месте, не в силах шевельнуться. Придворный писец вдруг осознал, что вляпался по-крупному. У него не было ни оружия, ни волшебства, ни боевых навыков, с помощью которых он мог бы защититься. Кыш-гномы в бою были бесполезны: они только зароются в землю, чтобы спрятаться. Вся операция была полна опасностей и возможностей провала. О чем он вообще думал, когда на нее пускался?
А потом минутный ужас прошел и Абернети смог себя успокоить. Он сделал то, что должен был сделать, что было необходимо и правильно, и это оправдывает любой риск. Судьба великого короля Бена Холидея зависит от него, Абернети. Он не знал, каким именно образом она от него зависит, но явственно ощущал, что это так. Он снова напомнил себе, как бездумно помогал Бурьяну и Хоррису Кью в их попытках разрушить королевский трон Заземелья и совратить населяющий его народ. Он напомнил себе, что должен заплатить за свое глупое легкомыслие.
— Ну так идемте, — отважно позвал он. Гномы, наблюдавшие, как он справляется со своей неуверенностью, пробрались через вход. Абернети сделал глубокий вдох и прошел следом.
И тут же за его спиной со скрежетом закрылась массивная дверь.
Абернети подскочил от неожиданности, гномы взвизгнули, и мгновение царила полная неразбериха. Абернети инстинктивно ударился в дверь, чтобы заставить ее снова открыться. Оба гнома кинулись ему помогать и в спешке натолкнулись друг на друга. В этот момент Больши изо всех сил клюнул державшую его руку, и Пьянчужка невольно ее разжал.
Больши мгновенно вырвался на свободу, взлетел ввысь и в ту же секунду понесся в глубь пещеры.
* * *
Внутри лабиринта Бен Холидей медленно пробирался сквозь туман, осторожно неся перед собой свой талисман-медальон. За ним по пятам шли Страбон и Ночная Мгла, напоминая преследующих его безмолвных духов. Внутренне они все преобразились, узнав о своей истинной сущности, но внешне оставались измененными и лишенными своих способностей. Тяжесть заключения давила на них, как тяжелые цепи. Сейчас у них было такое ощущение, словно они идут последнюю версту, словно если они и в этот раз не смогут вырваться на свободу, то навсегда останутся пойманными. В них все росло чувство отчаяния.
Острее всего это ощущал Бен, в руках которого находилось их единственное спасение. Медальон не говорил с ним, он не испускал света и не указывал направления. Бен шел словно слепец: он не видел нужного ему пути, он только знал, что медальон прежде уже вел его сквозь волшебные туманы и каким-то образом должен снова это сделать, иначе они погибли. Ибо речь здесь шла о спасении или гибели, хоть никто не произносил этих слов. Если они останутся в туманах, то в конце концов сойдут с ума. Безумие ждало их впереди: они видели его столь же ясно, сколь и собственное отчаяние. Оно было пеленой, такой же неумолимой, как Марево, которое появлялось, когда им грозила опасность, но в отличие от Марева эта пелена пришла не спасти их, а уничтожить. Безумие делало это постепенно, медленно подтачивая уверенность, надежду и волю. Безумие разъедало их так же упорно, как болезнь разъедает здоровье, оно истощало их силы… В итоге им останется только смерть.
Но нет, они не уступят безумию, мысленно повторял Бен. То, что он снова нашел Ивицу — пусть во сне, пусть только на короткое мгновение, — и уверенность в том, что она надеется на него и ждет его где-то за цепкими туманами лабиринта, она и их неродившееся дитя, — все это давало ему волю к жизни. Он найдет выход. Медальон позволит им спастись. Иначе быть не может.
— Я не вижу никаких признаков перемены, — донесся до него сзади холодный голос Ночной Мглы.
По правде говоря, она была права. Никакого прогресса не наблюдалось, хотя они шли уже несколько часов. Разве они не должны были давным-давно оказаться на свободе, если медальон действует? Сколько времени им идти? Бен всматривался в сумрак, лежащий впереди, стараясь увидеть что-то новое в структуре или вязкости тумана. Он не замедлял шага, опасаясь, что тогда они могут остановиться, а если остановятся, то пропадут. Движение давало надежду