Джон Росс быстро бежит вдоль дорожки, окаймляющей Чикаго-ривер, двигаясь на юг от пробоины в крепостной стене. Посох он держит перед собой, но у него временно закончилась вся магия — последствие вынужденного ее использования в прошлом — еще до Армагеддона, до падения. Так что ему сейчас приходится убегать и прятаться, как обычному человеку. Враги уже ищут его. Они выследили Джона, как выслеживали всегда. Им известно, что его можно найти в очагах конфликтов. Рыцарь Слова — крупная дичь. Те, кто найдет его, получат огромный куш. Но им также известно: так просто его не возьмешь. Только осторожность дает ему шанс.
Джон опоздал к моменту падения города. Атака ведется уже несколько месяцев, прежде-люди и их хозяева-демоны ведут осаду импровизированных стен и укрепленных ворот, за которыми прячутся люди. Чикаго — самый неприступный из оставшихся бастионов, военный лагерь с четкой дисциплиной и боевыми навыками, люди в нем вооружены и тренированы. Но не существует неуязвимых бастионов, и атакующие, наконец-то, находят способ попасть внутрь. Ему сказали, что они отыскали вход через канализацию, которую уже не было возможности охранять. И теперь конец близок, и выбор оставался только один — беги или умирай.
Улицы усеяны мертвыми телами. Мужчины, женщины и дети — исключений не делается ни для кого. Рабов уже избыток, а пищи не хватает. Пожиратели ныряют в тень, прокладывая себе путь от одного трупа до другого, ловя исчезающие ниточки жизни, боли, ужаса, беспомощной ярости, шока и тоски — лакомой пищи для себя. Но битва уже перемещается в другое место, и пожиратели движутся вместе с ней. Росс прокладывает путь вдоль кирпичной стены за линией брошенных кирпичных же домов, ища выход наружу, слыша крики и стоны тех, кому выбраться не удалось. Его движение прерывает новая атака, и он чувствует: здесь опасность. Придется повернуть. Он должен найти другую дорогу. Но его возможности на исходе; без защищающей его магии у него куда меньше уверенности.
Наконец он находит безопасный путь, поворачивая на запад, к окраине города, и следует прочь от озера Мичиган и делового центра. Скоро наступит ночь, и тогда охотникам будет труднее его обнаружить. Если он доберется до автострады, то скоро будет в пригородах, и тогда ему удастся улизнуть, прежде чем они поймут, что он сбежал. У него пересохло в горле, все мышцы болят, ведь он не спал уже много дней. Росс прибыл в город, потому что увидел во сне грядущее разрушение. Но ему никто не верит, он словно Кассандра на развалинах Трои, предсказаниям которой не придали значения. Кто-то будет держать его в тюрьме, как шпиона. Другие сбросят со стены. Если бы его магии не боялись, он бы давно уже погиб. Жизнь его бессмысленна, по-идиотски пуста, но это все, что ему осталось.
Росс натыкается на жаркую стычку на пересечении улиц и поворачивает назад, стараясь скрыться от воюющих. Автоматные очереди прошивают деревянные двери и кирпичные стены и забирают жизни всех оставшихся в живых. Пожиратели, пьяные от своего пиршества, покачиваясь и извиваясь, переполненные восторгом, жадно жрут страх и ярость участников боя. Убийство — самая сильная форма безумия и самый мощный источник их питания, пожиратели слетаются сюда, словно мухи на мед. Они действуют беззвучно, они невидимы. Но в их глазах-фонариках Росс ясно видит наслаждение темными эмоциями, высвобождаемыми при убийстве. Он вспоминает фурий древнегреческих мифов, нагонявших на людей безумие, толкавших их на преступления. Если и были фурии в реальной жизни — именно они и породили пожирателей.
Когда битва затихает, он движется дальше, стремясь к языкам пламени, объявшим город на западе. Ночь опускается на Чикаго, словно гигантский занавес в ужасном спектакле разрушения города. Отвратительные запахи щекочут ноздри — горелая плоть, густеющая кровь. Скоро здесь будут болезни — они-то и добьют выживших после побоища. Тысячи людей впадут в дикое состояние. Сколько их выживет и попробует организовать оборону где-нибудь еще?
Джон достигает развилки, ведущей к главной автостраде восток-запад, но впереди из всех жилищ высыпают нападающие. Они выстраиваются в четыре ряда, и ему непонятна причина таких действий. Росс осторожно отступает, прокладывает путь по задворкам, мимо разбитых витрин, разрушенных учреждений. Он находит возвышение, на котором стоит заброшенное укрепление, и входит в дом, откуда хорошо видна автострада. Из верхнего окна он видит грандиозную процессию, текущую на запад. Чтобы лучше видеть, Джон пользуется биноклем, и тут у него зарождается леденящее душу подозрение.
Там, на полуразрушенной полосе бетона, что тянется к горизонту, он видит первые шеренги захваченных в плен людей. В наручниках, люди движутся длинными цепями, и их жизнь оценивается не дороже жизни рабов. В клетках на колесах содержатся те, кому уготована особая смерть. На шеях у них веревки, привязанные к шестам, и скоро они пополнят ряды тех, кто уже нашел свою смерть.
А потом Джон видит ее. Она едет в повозке, запряженной десятками порабощенных ею людей. Восседает среди демонов, окруженная фаворитами, высокая, царственная, холодная, как сама смерть, королева разрушения. О ее жизни сложены легенды. Легкоатлетка мирового класса, дважды побеждавшая на Олимпиадах. Потом стала активисткой движения за реформы, вылившегося впоследствии в революцию, которую она и возглавила благодаря своей харизматической силе и дару красноречия. Пользовалась всеобщим доверием — и предала всех. Там, на автостраде, прежде-люди, которые служат ей, ходят по струнке и склоняют головы в знак покорности. Джон Росс ощущает тугой ком в желудке. Даже отсюда ему видны ее пустые, холодные глаза. Она лишена эмоций, и так же мертва внутри, как и снаружи — как люди, которых она уничтожила. Это ключевая фигура в беспощадной войне Пустоты против Слова. И самая большая ошибка Джона Росса.
Он знал ее еще тогда, много лет назад, когда она была другой, и ее можно было спасти.
Он знал ее как Нест Фримарк.
Понедельник, 4 июля
Нест Фримарк проснулась от звука голосов, приглушенных и осторожных, раздававшихся у входа в ее спальню. Большой напольный вентилятор был выключен и повернут в сторону. Дверь была закрыта, поэтому она не видела, кто там. Нест попыталась уловить, что говорят, но ей это не удалось. Девочка лежала лицом к двери, разглядывая знакомую резьбу на ней, укутанная в простыню до подбородка, стиснув кулаки. Она не помнила, когда наконец уснула, и не знала, как долго проспала. Комнату заливал странный сероватый цвет, в ней было прохладно, и поэтому Нест решила, что сейчас еще только рассвет. Но, взглянув на часы над кроватью, поняла: уже почти полдень.
Она глубоко вздохнула и повернулась к окну. Сквозь занавески виднелся маленький кусочек неба, по которому медленно передвигались облака, отбрасывая на землю тени. Ветер, дующий в открытое окно, приносил запах сырости и зловоние.
Что же, получается, всю ночь шел дождь? Мысли у нее в голове путались. Ба всегда любила звук дождя.
Глаза ее наполнились слезами, но она быстро вытерла их. Она не станет плакать — не сейчас. Она уже достаточно поплакала. Ее локоть что-то царапнуло, и она вытащила скомканную бабушкину записку. Нест нашла ее под подушкой, когда дедушка отвел ее в постель — после того, как они увезли Ба, после того, как ушли все полицейские, врачи, пожарные и соседи, а она снова и снова отказывалась пойти куда-нибудь переночевать. Лежа в одиночестве в темноте, захваченная врасплох печалью и гневом, она свернулась в клубок на постели, чувствуя, как ее переполняет ужас и тоска. Она прижала к лицу подушку, пальцы скользнули внутрь и обнаружили записку. Нест вытащила ее, развернула и уставилась, не веря своим глазам. Это была записка от Ба. Девочка прочла ее несколько раз, так что уже успела выучить наизусть: