Цена бесчестья | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Перестрелка продолжалась ещё около минуты. Поняв, что охрана слишком многочисленная и вооружённая, нападавшие уехали в своём «БМВ», а Танеев, прихрамывая, подошёл к машине и сел на заднее сиденье, рядом с Каплуновичем.

— Все, — уставшим голосом сообщил он, — все Документы у меня.

— Очень хорошо, — улыбнулся Борис Самуилович. — Они решили, что могут нас испугать.

— Двоих ранили, — сообщил Танеев, — одного тяжело.

— Не страшно, — отмахнулся Каплунович, — главное, что у нас есть эта папка. Теперь пусть побегают. Поехали к нам в офис. Я думаю, к нам они не залезут. Нужно будет усилить охрану.

— Я всех соберу, — пообещал Танеев, — только пока лучше останусь здесь и позабочусь о раненых.

— Ты с ума сошёл? — У Каплуновича стали оловянные глаза. — Отпускаешь меня одного? А если они опять нападут? И по дороге меня убьют? Тебе жизнь этих двух придурков важнее, чем моя?

Танеев молчал. Он понял, что допустил ошибку, потрясённый ранением своих людей.

— Оставь им одного человека, — холодно приказал Каплунович, — пусть вызовет милицию и «Скорую помощь». А мы уезжаем. Ты меня понял?

Танеев кивнул. Он все понял. Борис Самуилович откинулся на спинку кресла. Он посмотрел на раненых и вдруг подумал, что никогда бы не сделал этого несколько лет назад, когда был перспективным учёным. «Тогда бы не сделал, — сам себе ответил разозлившийся Каплунович. — А сейчас я другой человек. Тогда я был нищий учёный, никому не нужный и не имевший денег в кармане. А сейчас я глава крупной корпорации и обязан заботиться о своей безопасности. От меня зависят судьбы сотен и тысяч людей. Без меня они останутся без работы и без средств к существованию». В глубине души он хорошо понимал, что лукавит: он изменился, стал совсем другим человеком. Но не хотел в этом признаваться даже самому себе.

Вышедший из салона автомобиля Танеев дал указания своим людям, оставил одного телохранителя с машиной, а остальным приказал следовать за ними. Но на этот раз, подойдя к автомобилю, он сел не на заднее, а на переднее сиденье, подчёркивая иерархическую разницу между хозяином компании и его телохранителями. Каплунович понял этот скрытый вызов и только усмехнулся. Когда машина наконец тронулась, он открыл папку. Первый лист был чистым. Второй тоже. «Зачем она положила сюда столько листов чистой бумаги?»— раздражённо подумал он, поднимая всю пачку листов. И обомлел от изумления. В папке лежала пачка чистой бумаги. Здесь не было ни одного исписанного листа!

— Танеев, — сумел прохрипеть Каплунович, — где обзор?!

Помощник обернулся к нему и смотрел непонимающими глазами. На коленях у Бориса Самуиловича лежала папка с чистыми листами бумаги.

Шестнадцатое октября

В Мадрид они прибыли вечером. Было ещё достаточно светло. Автобусная станция в Мадриде находилась южнее вокзала Аточа, на юго-востоке города. Они вышли из автобуса с одной сумкой в руках. Дронго поднял голову. Тучи над городом обещали грозу.

— У меня нет никаких вещей, — напомнила Вера, — и у вас тоже ничего нет, кроме костюма и куртки, которые на вас надеты. Может, подумаем, как быстрее найти отель?

— Рядом есть «Ритц» и «Палас», — вспомнил Дронго, — великолепные пятизвездочные отели, в которых можно снять хороший номер.

— Вы всегда селитесь в таких отелях? — поинтересовалась Вера.

— Во всяком случае, стараюсь выбирать лучшие.

— И об этом все знают? — Она выразительно смотрела на него.

Он улыбнулся.

— Неплохо, — одобрительно произнёс Дронго, — вы начинаете думать. Это меня радует.

— Не нужно меня оскорблять на каждом шагу, — обиделась Вера и подняла руку, — кажется, дождь собирается. Мы будем разговаривать или поедем искать отель?

— Пройдём на станцию и закажем оттуда отель, — предложил Дронго, — и дайте мне вашу сумку. Будет лучше, если я сам её понесу.

Им удалось довольно быстро заказать номер в отёле «Инглес», находившемся недалеко от Пуэрта-дель-Соль, одной из главных площадей старого Мадрида. Потом они пообедали в небольшом ресторане на Виа Гранде. Сильный дождь начался, как только они решили взять такси, чтобы ехать в отель, и продолжался все время, пока искали свободную машину. Наконец автомобиль удалось найти. Уже сидя в салоне машины, Вера ровным голосом поинтересовалась, почему Дронго взял один номер на двоих, а не сдвоенный номер, о котором она просила ещё в Хаэне.

— Там таких номеров не было, — вспомнила Вера, — а здесь наверняка есть отели с проходной дверью между номерами. Или вам нравится пользоваться со мной одной ванной?

— Всегда об этом мечтал, — в тон ей ответил Дронго, — только одно обстоятельство. Наши преследователи прекрасно знают, что мы не муж и жена и даже не любовники. И поэтому будут искать в первую очередь отели со смежными номерами, решив, что мы с вами выберем именно такой. Ваш балл за находчивость я снимаю, на этот раз вы ошиблись.

— Назло им нужно стать любовниками, — усмехнулась Вера.

— Только через три дня, — мрачно отозвался Дронго, — или уже через два, если мы сегодня наконец доедем до нашего отеля.

«Инглес» оказался небольшим отелем, в котором им дали средних размеров комнату и небольшую двуспальную кровать. О кровати в парадоре Хаэна оставалось только мечтать.

Это двуспальная кровать? — возмутилась Вера. — По-моему, вы не поместитесь на ней даже в одиночку.

— Придётся потерпеть. Дронго положил сумку на пол. — Между прочим, я промок до нитки, и у меня нет ни сухой рубашки, ни лишней пары брюк.

В ванную первой иду я. — Вера бросилась в ванную комнату. Он повесил куртку и вышел из номера, забрав с собой карточку-ключ. В этой небольшой гостинице были узкие коридоры и относительно маленькие комнаты. Он прошёл до конца по коридору, осмотрел выход на пожарную лестницу. Спустился к портье. Это был мужчина средних лет с потухшим взглядом. Есть такие взгляды у мужчин в тридцать пять, когда они точно знают, что жизнь в общем закончилась и все оставшееся время они проведут за стойками похожих отелей. Когда им самим точно известно, что за оставшиеся тридцать или сорок лет в их жизни не произойдёт никаких кардинальных изменений. Дети вырастут и уедут. Появятся внуки. Сварливая жена будет одна и на всю жизнь. А работа позволит лишь нормально существовать и не мечтать о большем. Для таких мужчин уже в тридцать пять закрыты все театры и библиотеки. У них никогда не будет любовниц, если на них не обратит внимание стареющая соседка или взбалмошная экзальтированная гостья отеля, пятидесятилетний юбилей которой отмечался ещё в прошлом веке. Время будет идти параллельно судьбе такого мужчины, и на смертном одре он вспомнит всю свою долгую и однообразную жизнь, чтобы пожалеть о том, как она прошла. Но будет уже слишком поздно, подумал Дронго.