Но потом что-то происходит. Одноглазый замечает Двуглазого, издает рык и бежит к нему. Они оба ударяют дерево, и оно раскачивается. И вдруг великаны уже на земле — дерутся друг с другом, как два ребенка, поссорившихся из-за последнего печенья. Они откатываются от дерева, и в эту секунду мне удается набросить нам на плечи самый крошечный кусок мантии. Перекрикивая их рев, я загадываю первое, что приходит в голову.
И вот я там.
— Где мы? — Мэг осматривается. — Кажется, я бывала здесь, но…
Я снимаю мантию с наших плеч и быстро ее складываю, пока никто не увидел. Здесь пахнет гораздо лучше.
— Мы на Пенсильванском вокзале.
— На Пенсильванском вокзале?
— Он же в Нью-Йорке? Когда ты сюда ездила в прошлом году, то рассказывала, что здесь всегда столько людей, сколько борцов за права животных на конференции работников меховой промышленности. Вот я и подумал, что это может быть подходящим местечком и тут не должны заметить вынужденной посадки двух тинейджеров, одетых, как Призрак оперы.
И действительно, никто не замечает. Кажется, что мужчина в желто-коричневой куртке, похожий на профессора, смотрит прямо на нас, но он опускает голову и погружается в газету. Какое-то время нас оторопело разглядывает бандитского вида парень, затем отворачивается и продолжает разговаривать по мобильному.
— Придется тебе перезвонить. Неважно себя чувствую. — Он трет глаза.
В ту же секунду на меня натыкается парень с контрабасом.
— Извините… — начинаю я, но он орет на меня на незнакомом языке.
Я поворачиваюсь к Мэг.
— Думаю, я был прав. А теперь нам нужно убить время до ночи. Так что, может, посмотрим город? Залезем, например, на статую Свободы. Мои прабабушка и прадедушка прибыли в Нью-Йорк через иммиграционный пункт на острове Эллис.
— Поедем на метро или воспользуемся мантией?
Мэг с готовностью принимает мое предложение.
Мгновение — и мы уже в факеле статуи. Сейчас она закрыта для посещения, поэтому пуста. Мы глядим вниз. Отсюда виден верх короны, переносица и милое зеленое платьице гигантского размера, спускающееся прямо до пьедестала в форме звезды.
— Смотри, — говорю я Мэг. — На книге в ее руке написана какая-то дата. Июль, потом римские цифры… — Я прищуриваюсь, чтобы их разглядеть.
— Четвертое июля тысяча семьсот семьдесят шестого года, — отвечает Мэг. — Дата принятия Декларации независимости.
Она показывает на гавань.
— Видишь тени от облаков? Они похожи на континенты.
Я берусь за перила и наклоняюсь. Мэг права, это действительно так.
— Сегодня мы были в Европе, — говорю я. — А теперь мы в Нью-Йорке. Фантастика, да?
— Действительно нереально, — соглашается она.
Я мог бы быть с Викторианой, путешествовать с ней и видеть все эти вещи. Наверное, она уже видела все это, делала все это, была везде.
Мэг хватает меня за руку.
— Это так восхитительно, Джонни. Спасибо, что взял меня с собой.
У меня вдруг начинает кружиться голова от высоты. Но я крепко держу руку Мэг, а она в ответ сжимает мою. Мне лучше.
— Я рад, что ты здесь.
И это правда.
Налюбовавшись, мы перемещаемся на пьедестал. Как и на вокзале, люди вроде бы видят наше приземление, но в то же время не обращают на нас внимания. В нас врезается ребенок.
— Эй, не заметил вас.
Его мама, ничего не понимая, кричит ему, чтобы он был осторожнее.
Интересно, а дома, в Саут-Бич, люди так же реагировали бы в такой ситуации? Я бы сам так же реагировал? Бывали ли случаи, когда я видел что-то странное и необычное — или волшебное — и просто игнорировал это, так как не верил своим глазам? Я все время слышу разные истории про гигантов, йети и саскуотчей, но кто в них верит? А вполне возможно, что они на самом деле существуют — лох-несское чудовище, НЛО и всякое такое. Вдруг только сумасшедшие знают правду? Если люди могут превращаться в лебедей, что же тогда не может произойти?
— Ты рад, что волшебство существует? — спрашивает Мэг, словно читая мои мысли.
— Да, — отвечаю я, — хотя лучше такое никому не говорить, а то наверняка подумают, что я просто обкурился.
— Я бы так не подумала, — пожимает она плечами, — даже если бы меня тут не было.
И я знаю, что это правда. Мэг бы поверила мне, потому что она мой лучший друг.
Найдя имена моих прабабушки и прадедушки на памятнике в Музее иммиграции «Остров Эллис», мы идем в Музей естествознания смотреть динозавров. А дальше — в зоопарк Центрального парка.
Именно там Мэг вспоминает о наушниках.
— Я и не знала, что у тебя такое есть. А ты можешь поговорить с ним? — Она показывает на белого медведя.
— Нет, — сомневаюсь я. — То есть может быть. Это работает только с теми животными, которые раньше были людьми.
— А таких много?
— Больше, чем ты думаешь.
Я рассказываю ей о лебедях в холле, о крысе в порту Майами и о лисе.
— Не может быть! Лебеди? Правда?
— Чистая правда.
Мэг берет у меня наушники и наклоняется вперед.
— Эй! Приве-е-т! Мистер Медведь?
Тот медленно плавает по кругу.
— Может, когда это закончится, вместе махнем на Северный полюс? — говорит мне Мэг. — Надо увидеть белых медведей, пока они там еще есть.
Я киваю, хотя знаю, что этого не случится. Я буду с Викторианой.
Мы еще какое-то время бродим, смотрим на животных, пытаемся поговорить с ними (безответно), едим то, что тут продается, пока в конце концов нам не объявляют, что зоопарк закрывается.
Я смотрю на часы. Шесть.
— Еще есть время. Я не хочу возвращаться слишком рано.
— Говорят, в Нью-Йорке хорошая пицца. А потом, может, на крышу Эмпайр-стейт-билдинг?
Через час мы там. Мы не использовали мантию. Я хотел прочувствовать, каково это — находиться в лифте, который взмывает на сто два этажа. С одной стороны виден Центральный парк, а с другой даже Нью-Джерси.
Мэг показывает на что-то внизу.
— Посмотри туда!
— Что?
Я замечаю, что улица в одном месте покрашена белым.
— Вон там проходит парад ко Дню благодарения.
— Bay! Отсюда сверху это место выглядит еще меньше, чем по телевизору.
Мэг забирается на одно из возвышений с телескопом.
— Как птица.
Она раскидывает руки и выпрямляется. За ней садится солнце, ветер треплет ее короткие волосы. Мэг кажется свободной и неожиданно красивой — не как та девушка, к которой я привык. Она поворачивается к улице.