Брат Самуил втащил его обмякшее тело в храм, и Тьма проползла следом, жадно устремляясь во все щели и задувая слабо мерцающие свечи. Не обращая внимания на крики ужаса, брат Мартин закрыл глаза и воздел руки, приглашая Тьму в свою церковь.
— Мы выпьем яд и сольемся с тобой, — провозгласил он и удивился, услышав, как ему показалось, издевательский смех. Очень похожий на смех брата Джона. Одна за другой с шипением догорали и гасли свечи, пока наконец все не погрузились во тьму...
— Скажи им, чтобы не поднимали шум, Алекс. Если власти пронюхают, что здесь проходит тайная сходка, у тебя отберут лицензию. — Шейла Брайен подняла стеклянную пинтовую кружку и проверила, не осталось ли на донышке грязи. Такому тщательному осмотру кружки в этом пабе подвергались далеко не всегда, но ведь и комендантский час вводят не так уж часто. Интересно, во время войны тоже были такие ограничения? Шейла считала, что нет, хотя откуда ей знать? Война случилась еще до ее рождения.
— Они ведут себя нормально. Никого не беспокоят. — Алекс посмотрел на свою жену с нескрываемым раздражением.
Это был крупный мужчина с огромным животом и громоподобным голосом, и чтобы управляться с ним, нужна была женщина под стать. Ему уже исполнилось сорок, а она только недавно разменяла четвертый десяток, однако благодаря сходству могучих форм они казались ровесниками.
— Не понимаю, что у тебя с ними общего, — сказала Шейла, водружая на стойку тщательно вымытую кружку. Наклонившись за следующей, она уронила в мутную мыльную воду пепел сигареты, торчавшей у нее изо рта.
— У них правильные идеи, вот что, — запальчиво ответил Алекс, с шумом поставив поднос на сушилку. — Они хотят пропустить еще по одной.
— Тогда будут пить из этих. Я не собираюсь подавать им чистые кружки.
— Конечно из этих. Кто, черт возьми, просит новые? Не понимаю, что на тебя иногда находит. Если бы не эта компания, мы бы сегодня ни гроша не заработали. Из-за этой заразы все сидят по домам.
— В постановлении властей говорится, что вечером выходить опасно.
— Все это вранье. Они что-то задумали, вот и все! Что-то такое, чего никто не должен видеть.
— Не будь идиотом. Сам видел по телевизору, что творится. Уличные беспорядки, пожары, убийства.
— Ну да, кто-то напускает на нас нервный газ. Проклятые левые, вот кто это делает. Получают его от своих друзей из-за границы.
Шейла выпрямилась над мойкой и мокрой рукой вытащила изо рта сигарету.
— Что ты мелешь? — спросила она, возмущенно глядя на мужа.
— Все знают, что за этим стоят коммунисты. По радио тебе этого, конечно, не скажут, но ты спроси любого. Следующим будет Нью-Йорк или, может быть, Вашингтон. Вот увидишь. Потом Париж и Рим. Все. Кроме России, само собой.
— Ну и околесицу ты несешь, Алекс. Похоже, эти пропойцы снова напичкали тебя своими идеями?
Апекс оставил ее вопрос без внимания и начал наполнять кружки.
— Если хорошенько подумать, так оно и есть, — упрямо проворчал он.
Жена выразительно закатила глаза и снова принялась драить кружки. Как бы то ни было, в городе введено военное положение. Это действительно вызывает беспокойство. Понятно, если бы такое произошло где-нибудь за границей. Но только не в Англии. Не в Лондоне. Почему они требуют, чтобы горели все лампы? Боятся Тьмы? Все называют это Тьмой, потому что это происходит по ночам. Говорят, что люди теряют из-за этого рассудок и начинают блуждать по улицам, устраивая пожары и убивая. Какая-то бессмыслица. Она сама видела, как рано утром по улице пронеслись военные грузовики, подбирая праздношатающихся, и куда-то их увезли. Она наблюдала за ними из окна, когда ей однажды ночью не спалось. Какой-то бедолага лежал прямо на мостовой, накрыв голову руками. Пальцы у него были окровавленные, потому что он пытался открыть крышку люка, но она, видно, была слишком тяжелой или он не смог как следует ухватиться. Когда его бросали в машину, он не сопротивлялся, не сказал ни слова. Лицо у него было смертельно бледное, как у привидения, а глаза черные, полузакрытые. Она вздрогнула. Совсем как в одном старом фильме ужасов.
— Куда подевался весь слабый эль, будь он трижды проклят?
Она оторвалась от своих мыслей и переключила внимание на мужа.
— Не ругайся в баре, Алекс. Я же тебя просила.
Он посмотрел на Шейлу, затем окинул взглядом зал.
— Да там почти никого уже нет.
— Не важно. Ты должен отучиться от этой привычки. В этом нет необходимости.
«Глупая корова», — сказал он про себя.
— Не могли же мы его весь израсходовать. Последние две недели торговали только до обеда.
— Алекс, в погребе его полно. Надо только взять на себя труд спуститься и принести.
Алекс с недовольным ворчанием нагнулся и потянул за кольцо люка. Приподняв его, он удивленно уставился в темное подполье.
— Нам вроде бы приказали держать все лампы включенными?
— Я так и делаю, — ответила жена, заглядывая через его плечо в темное квадратное отверстие.
— Тогда почему эта чертова лампа не горит?
Шейла подошла к распределителю, расположенному у дверей задней комнаты, которую они использовали как контору. Жилое помещение находилось наверху.
— Все включено, — крикнула она мужу. — Наверное, лампочка перегорела.
— Тьфу, черт! — выругался он.
— Я дам тебе другую. Заменишь.
— Прекрасно, — угрюмо отозвался Алекс.
Ему хотелось поскорее вернуться на сходку; он с удовольствием слушал разговоры этих парней, а сегодня, в связи с отсутствием других посетителей, появилась идеальная возможность самому поучаствовать в их дискуссиях. К счастью, его бар независимый, поэтому никакие типы, вечно сующие свой нос куда не надо, не донесут пивоваренным компаниям, какого рода организация проводит собрания в его баре. Один его приятель, державший бар в Шердитче, лишился места, когда управляющий пивоварни, владевшей этим баром, узнал, что он предоставляет задние комнаты для собраний «Национального фронта». Самое гнусное в положении арендатора — это то, что приходится плясать под чужую дудку.
— Иди сюда, Шейла, — крикнул он. — Так и быть, принесу.
Она холодно посмотрела на мужа и подала ему фонарик и новую лампочку.
— Сорок ватт? — недовольно спросил он. — Маловато от нее будет толку.
— Других у нас нет, — терпеливо ответила она. — Заодно подними немного «Бейбишама», раз уж ты туда идешь.
— Грушевого сидра? На кой черт он сегодня нужен?
— Завтра пригодится. Сам знаешь, сколько теперь народа набивается в дневное время.
— Да уж, все отовариваются заранее — вечером-то ничего не купишь.
— И правильно делают, иначе мы с тобой разорились бы. Поторапливайся, а то твои приятели разорутся, что так долго нет пива.