— Надеюсь, они не замышляют ничего криминального, — устало пошутила доктор Рейнольдс.
Когда они пришли в столовую, Клер разлила по чашкам кофе из автомата. В комнате было еще несколько человек, которые переговаривались о чем-то вполголоса. Кэт и Клер сели за свободный столик у стены. Кэт налила себе сливок, а доктор Рейнольдс с наслаждением пила черный кофе и курила, стряхивая пепел в безупречно чистую пепельницу. Они сидели друг против друга, и Кэт пыталась разглядеть глаза своей собеседницы, скрытые темными стеклами очков.
— Сколько еще Стив проболеет? — настойчиво спросила она.
Доктор Рейнольдс глубоко затянулась, затем выпустила сигаретный дым и слегка отвернулась от пронзающего ее насквозь взгляда Кэт.
— Он вам в самом деле настолько небезразличен? Мне казалось, что вы не были знакомы до Дня Страшного суда.
— Страшного суда?
— Вы разве не слышали? Так кто-то из обитателей убежища назвал прошлый вторник. Теперь многие с напускной легкостью произносят это вслух, скрывая тот чудовищный смысл, который стоит за этими словами.
— Он спас мне жизнь, — как бы невпопад сказала Кэт, но в ее словах прозвучала предельная искренность.
Доктор Рейнольдс посмотрела на муху, ползающую по сахарнице, и на какое-то время позавидовала ей. Счастливое насекомое, наверное, ничего не знает о катастрофе, постигшей мир. Она махнула рукой, и муха улетела.
Клер снова посмотрела на Кэт.
— У вас кто-то остался наверху?
Кэт потупилась. Ресницы ее дрожали. Клер подумала, что она сейчас заплачет, но та ответила бесцветным голосом:
— Родители и два брата. Я думаю, они погибли.
Доктор наклонилась вперед и дотронулась до ее руки.
— Может быть, и нет, Кэт. Может быть, они живы. Все-таки какой-то шанс есть.
Кэт с сомнением покачала головой, лицо ее еще больше помрачнело.
— Нет, мне не хотелось бы, чтобы они страдали. Мне легче думать, что они погибли и смерть их была не слишком мучительна.
Доктор Рейнольдс погасила окурок и закурила вновь. — Может быть, вы правы. По крайней мере, когда ожидаешь худшего, то непредвиденной может оказаться только радость. А возлюбленный у вас был или, может быть, друг?
— Да, был, — ответила Кэт довольно равнодушно, — но мы с ним расстались несколько месяцев назад.
Несмотря на нарочитую безразличность тона, доктор Рейнольдс видела на ее лице хорошо знакомую ей гримасу страдания, которую читала на лицах многих обитателей убежища, в том числе и на своем собственном, когда она мимоходом видела себя в зеркале. Можно было подумать, что все они натянули на себя одну и ту же маску.
— Вы знаете, что интересно, — сказала Кэт, — я не могу вспомнить его лицо. Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, я вижу перед собой как бы плохо сфокусированную картину или размытую фотографию, на которой ничего нельзя разобрать. А во сне я вижу его очень ясно.
Она грустно улыбнулась.
— Вы знаете, Кэт, а ведь Калвер одинок, у него никого нет. До Кэт, казалось, не сразу дошел смысл этих слов: она вся была во власти своих воспоминаний.
— Откуда вы знаете? Он сам рассказал вам об этом?
— Нет. Не совсем так.
Клер снова закурила и сказала, как бы забыв о предмете разговора:
— Я давно уже пыталась бросить курить, но, кажется, сейчас в этом нет особенного смысла. Вряд ли курение в нынешних обстоятельствах представляет какую-то опасность. Да, так вот о Калвере. Пару ночей назад, когда у него был сильный жар, он плакал во сне и звал кого-то. Но это был все-таки бред, и я не очень хорошо поняла, кого он имел в виду.
— Может быть, это тот, кого он потерял во время катастрофы?
— Нет, у меня создалось такое впечатление, что все, о чем он вспоминал, произошло давно. Он без конца повторял одну и ту же фразу:
“Я не могу спасти ее, она тонет... она погибла, погибла...” По-видимому, эта женщина, невеста или жена, утонула, и все это время его преследует чувство вины. Причем мне кажется, что его бред, так же как и его сны, классическое проявление невроза — синдром вины. Возможно, они поссорились, и его не было рядом в тот момент, когда она утонула. А чувство вины преследует его до сих пор. Может, потому он спас вас в туннеле, рискуя своей жизнью.
— Из-за чувства вины перед той женщиной? — удивленно переспросила Кэт.
— Ну не совсем так прямолинейно. Или он пытается каким-то образом искупить свою вину, которой, быть может, и не было, или совершенно не дорожит своей жизнью, что, впрочем, безусловно вытекает одно из другого. Вы ведь, наверное, знаете, что после взрыва бомбы он пытался спасти ослепшего Дили. А когда увидел вас в туннеле, то тут уж явно поставил на карту собственную жизнь, потому что шансов вам всем втроем спастись практически не было. Он вполне мог сделать вид, что не заметил вас.
— Может быть, он просто очень смелый человек?
— Очень может быть. Хотя, признаться, я не часто встречала настоящих смельчаков. Однако, насколько я поняла, вас больше беспокоит болезнь Калвера. Я думаю, что через пару дней он будет в норме. Сейчас он спит. На вашем месте я бы вечером навестила его. Мне кажется, он очень обрадуется. Вообще я думаю, вам надо почаще встречаться.
— Нет, нет, мы слишком мало знакомы для этого. И так много всего случилось за эти дни. Вряд ли что-то может у нас получиться.
— Я вовсе не это имела в виду. Я подумала, что вы можете поддержать друг друга. Вы оба нуждаетесь в этом. Но если хотите знать мое мнение, то я не понимаю, почему вас так пугает близость с Калвером. По-моему, в нашей ситуации довольно нелепо говорить о том, что вы недавно знакомы или плохо знаете друг друга. Для того чтобы спать с мужчиной, вообще не обязательно знать его очень хорошо. Зато вы с Калвером вместе пережили такое потрясение. И вообще я посоветовала бы вам, Кэт: живите минутой, не думайте о том, что будет, когда мы выйдем из этого убежища. Потому что... неизвестно, выйдем ли мы отсюда когда-нибудь.
— Я вообще не хочу ни о чем думать, тем более о будущем.
— Это не зависит от вашего желания, всем нам придется думать о будущем. Может быть, мы единственные, кто выжил в этой катастрофе.
— Доктор Рейнольдс...
— Давай не так официально, Кэт. Называй меня по имени.
— Да, Клер, спасибо. Ты не думай, я все понимаю. То, что произошло там, наверху, ужасно. Это действительно катастрофа. Последствия ее будут трагическими. Я знаю, что теперь уже ничего не будет, как прежде. Но сначала мне все было безразлично. Я слушала вас и ничего не слышала. А сейчас что-то изменилось. Я не только переживаю все происходящее, но и хочу выжить. Я хочу выжить. Я хочу жить, несмотря ни на что. Мне надо только немного прийти в себя. А потом я буду помогать тебе. Конечно, из меня не выйдет хорошей медсестры: я ужасно боюсь крови. Но я постараюсь. Я буду делать все, что в моих силах.