Все, оказавшиеся в кинотеатре в момент катастрофы, с самого начала договорились соблюдать нормальный режим дня, насколько это возможно в экстремальных обстоятельствах. Это, конечно, была уловка, которая лишь слегка притупляла ощущение реальности. Время отслеживали по наручным часам, так как никаких других признаков смены дня и ночи в этом подземном кинотеатре не было.
В зале не горел свет, лишь три свечи слегка рассеивали полную темноту. К этому решению тоже пришли в первые же дни. Мужчины настаивали на том, что батарейки надо экономить, впрочем, так же, как и свечи, поэтому кое-кто предлагал спать в полной темноте. Однако большинство — причем не только женщины, но и мужчины — все же настояло на том, чтобы хоть какой-то свет ночью горел. Возможно, тут сыграло свою роль и суеверие — свет, горящий в темноте, отпугивает злых духов. Хотя это решение можно объяснить и более рационально: какой-то свет нужен всегда, на всякий непредвиденный случай. Но, разумеется, каждому было ясно, что эти три крошечных язычка пламени, размещенные в разных концах зала, могут служить лишь слабым утешением, а не спасением.
Шэрон спала на трех откинутых сиденьях кресел, это было очень неудобно. При каждом движении она чувствовала невыносимую тяжесть внутри. Больше она не могла терпеть. О Господи, ей все же придется выйти.
— Маргарет, — шепотом позвала Шэрон, стараясь не разбудить спящих. Но и Маргарет, которая спала рядом с ней, голова к голове, не пошевелилась.
— Маргарет, — чуть громче позвала Шэрон.
Но та все равно не услышала ее.
Шэрон прикусила нижнюю губу, раздумывая, как ей поступить. Они с Маргарет познакомились здесь, в кинотеатре. Их было всего около пятидесяти человек, переживших взрыв. Сблизившись с Маргарет, они заключили соглашение о взаимной защите от всех опасностей и неожиданностей, которые могут возникнуть в столь необычной ситуации.
Шэрон, девятнадцатилетняя, хорошенькая, стройная, увлекающаяся искусством девушка, работала помощником гримера в театре. Маргарет была намного старше, лет пятидесяти, полненькая, когда-то еще совсем недавно веселая. Она работала уборщицей в большом культурно-деловом комплексе. Они очень помогали друг другу, не давая отчаянию овладеть ими. Вначале они непрерывно срывались, впадая в истерику. Причем это никогда не происходило с ними одновременно, они будто подчинялись какому-то расписанию. При этом та из них, которая в этот момент была в лучшей форме, как могла поддерживала и утешала другую. Обе горевали, о своих близких, оставшихся наверху. Обе считали их погибшими: Маргарет, мужа, и троих взрослых детей, а Шэрон — родителей, младшую сестру и друга. Обеим хотелось тепла и участия. Каждая нуждалась в близком человеке. За эти недели они сроднились, как мать и дочь.
Шэрон еще раз окликнула Маргарет, но та крепко спала, наверное, впервые за все это время, и у Шэрон не хватило духу ее разбудить.
Все еще не решаясь выйти из зала, Шэрон сидела и смотрела вниз, на темные ряды кресел, где беспокойно спали люди. Одна свеча горела в центре маленькой сцены. Неяркий язычок ее пламени отбрасывал тень на серый экран. В углу, на сцене, лежали скудные запасы провизии, наспех собранные в разрушенном кафетерии, расположенном над маленьким подземным кинотеатром, известным под названием “Яма”.
Надо сказать, что и эти запасы продуктов достались дорогой ценой. После недельного безвылазного заточения в кинотеатре семеро мужчин, подстегиваемые чувством голода, забыв об опасности, отправились на поиски продовольствия. Они раздобыли не только продукты, но и фонари, свечи, ведра, аптечку (которой здесь еще никто не пользовался), дезинфицирующие вещества и какие-то шторы, чтобы накрываться ночью. Но, кроме всего этого, они принесли невидимую болезнь, которая была последствием ядерного взрыва.
В течение двух дней они не могли вымолвить ни слова — так потрясло их то, что они увидели наверху. И лишь потом рассказали, что не встретили ни одного человека. Только огромное количество изуродованных, изувеченных трупов, обломки зданий и покореженный транспорт. А еще через день один из них заболел. И вскоре четверо умерли. А потом умерли еще трое, в страшных мучениях. Их трупы лежат в углу фойе, накрытые принесенными ими шторами.
Туалеты тоже в фойе. Боже мой, Маргарет, как ты можешь спать, когда ты мне так нужна!
Фойе считалось разделительной зоной между выжившими после катастрофы и нашедшими убежище в кинотеатре и внешним миром, разрушенным и пораженным радиацией. Выходить сюда старались только в крайнем случае: Двери в зал всегда были плотно закрыты и открывались, только когда кто-нибудь выходил, и то по возможности нешироко, так, чтобы человек едва мог протиснуться. Казалось, что таким образом они максимально обезопасили себя от проникновения радиации. Тем более что узкая спиральная лестница, ведущая в подземный зал кинотеатра, была плотно забита обломками. Люди, выходившие за продуктами, воспользовались служебной лестницей, которую, закрывала массивная дверь. В фойе были телефонные будки, длинные изогнутые сиденья вокруг маленьких столиков бара, лифты и, что особенно важно, общественные туалеты. Они действительно имели большое значение для тех, кто нашел здесь убежище. Во-первых, они до сих пор обеспечивали людей водой, несмотря на то, что каждый день опасались, что подача воды прекратится, и, во-вторых, туалеты давали хоть какую-то возможность соблюдать элементарные правила гигиены. При этом в целях экономии решено было спускать воду раз в двое суток. А вероятностью того, что питьевая вода заражена радиацией, просто пренебрегали, потому что у них не было выбора. Будут они пить зараженную воду или не будут пить вообще — смертельный исход обеспечен.
Сейчас Шэрон тоже осознавала, что у нее нет выхода. Ей придется идти в туалет одной при скудном свете свечи через фойе, в углу которого лежат трупы. Она заранее дрожала от страха. Хоть бы кто-нибудь из женщин проснулся, услышав, что она выходит из зала, и присоединился к ней.
Шэрон встала и с надеждой оглядела ряды кресел, высматривая в темноте еще хотя бы одну поднявшуюся фигуру. Господи, как это глупо! Она мечтала о том, чтобы хоть одной женщине в этот момент понадобилось в туалет. Она даже тихонько кашлянула, чтобы привлечь к себе внимание. Но никто в зале не шелохнулся. Странно, как крепко, хоть и беспокойно, спят люди в таких дискомфортных условиях. Вероятно, это была попытка бегства из реального, разрушенного мира в мир сновидений. Правда, и в снах люди редко находили успокоение. Их продолжали преследовать кошмары.
Она помедлила еще чуть-чуть. Но мочевой пузырь разрывался. “Черт”, — прошептала она сокрушенно и начала осторожно пробираться к выходу, стараясь никого не задеть. Ряд, который они с Маргарет выбрали для отдыха (здесь у каждого, как в кинотеатре, было свое место), находился недалеко от двери. Поэтому им не приходилось слишком долго карабкаться в темноте по ступеням. Джинсы так плотно обтягивали ее, что она шла осторожно, держась за стены, чтобы не упасть. У двери Шэрон зажгла от пламени горевшей здесь свечи другую свечку и, слегка приоткрыв дверь, выскользнула в фойе, задев бедром дверной косяк. Она подняла свечу повыше, чтобы видеть все темные углы фойе.