— А разве я не могу тоже попасть на Небеса? Или я очень плохая?
Лили постаралась уверить Агнес, что она хорошая, иначе ведь Лили не полюбила бы ее. И — да, конечно, она, наверное, должна отправиться на Небеса, хотя Лили и будет ужасно по ней скучать.
После того викторианская девочка явилась к Лили еще лишь однажды, и Лили едва могла рассмотреть ее, такой прозрачной стала Агнес. Она сказала Лили, что теперь постоянно слышит, как ее кто-то зовет, и чувствует, как уходит отсюда. Она просила Лили не грустить, если она исчезнет, потому что Агнес всегда будет помнить о своей подруге. Она объяснила, что сейчас испытывает чувства, похожие на те, какие испытывала, когда ее отец сообщал, что вскоре они отправятся в очередное путешествие. Ее охватывала радость, ведь она знала, что они очутятся в новых, интересных местах, и в то же время немножко грустила, потому что ей не хотелось покидать любимый дом. Она была и счастлива, и печальна в одно и то же время. Но она больше не боится — с того самого момента, как Лили рассказала ей о Небесах.
Голос, звавший ее, стал очень сильным, сказала Агнес, хотя, как ни странно, он совсем не был громким, и она постоянно чувствовала чье-то присутствие, как будто кто-то ждал ее в этом же доме, но в другой комнате.
Сначала Лили принялась упрашивать Агнес не уходить, потому что они стали подругами и ей без Агнес будет одиноко. Но скоро поняла, что Агнес всем своим сердцем желает отправиться в некое место, которое, как она была уверена, и есть Небеса. И даже в столь юном возрасте Лили знала, что с ее стороны было бы слишком эгоистичным просить Агнес остаться, она ведь искренне желала добра своей подруге.
Призрак маленькой девочки из другой эпохи таял и таял, Лили почти уже не видела Агнес… а потом случилось нечто чудесное.
Крошечный сверкающий огонек, круглый, не больше вишенки размером, влетел в комнату сквозь закрытую дверь. И тут же смутный облик Агнес окончательно растаял, превратившись в другой сверкающий огонек. И сияющий шарик, в который превратилась Агнес, на несколько секунд повис перед Лили, а потом поплыл к другому огоньку, они соединились, слившись в единое целое, и засияли еще ярче. На мгновение их свет стал просто ослепительным, наполнив собой всю комнату и заставив Лили моргнуть. А когда глаза Лили открылись, волшебное сияние уже погасло. И как ни странно, хотя Лили и скучала по Агнес, она не грустила, а только радовалась за подругу.
Лили Пиил не забыла своей первой встречи со сверхъестественным. Конечно, с тех пор она повидала и другие призраки, но ничто и никогда не могло сравниться с тем прекрасным сиянием, которому она стала свидетельницей, и никогда больше она не испытала такого глубокого чувства покоя, как в тот день. Да, ей никогда не забыть Агнес.
С годами экстрасенсорные способности Лили проявились и развились, к большому удивлению и опасению родителей. Откуда у нее взялся такой дар, оставалось для них загадкой, потому что, насколько они знали, в их роду никто и никогда не обладал подобной силой.
Однажды вечером, когда Лили было уже двенадцать, она ворвалась в кухню, заливаясь слезами, перепугав мать и отца, которые как раз собрались немного перекусить перед сном. Сквозь рыдания она с трудом объяснила, что дядя Питер, который в тот момент находился за границей, должно быть, умер. И ничто не могло ее утешить, в особенности доводы здравого смысла, а потом, рано утром на следующий день, отцу позвонили из Южной Африки и сообщили, что его брат прошедшей ночью погиб в автомобильной аварии.
В тринадцать лет Лили проявила способность отыскивать потерянные или где-то забытые домашние вещи, а также определять точное местонахождение соседских собак и кошек, сбежавших из дома и заблудившихся. К пятнадцати она умела таинственным образом узнавать все о человеке, едва прикоснувшись к нему или взяв в руки принадлежавшую ему вещь. Когда ей исполнилось семнадцать и она поступила в колледж, то стала адептом телепатии, психометрии и ясновидения, и ее репутация как экстрасенса росла как на дрожжах. Вскоре она уже «читала» не только для друзей и родственников, но и для совершенно незнакомых людей, так или иначе прослышавших о ней.
Она не слишком часто вызывала умерших, но когда ей приходилось это делать, результаты иной раз получались поразительными. Поскольку людей, потерявших родственников, очень утешали такие встречи, Лили продолжала вызывать умерших, но ограничилась одним разом в неделю, потому как эти сеансы надолго лишали ее сил. Однако если страдающие родители умоляли ее вызвать недавно потерянного сына или дочь, Лили заставляла себя взяться за дело. Из-за Агнес она никогда не отказывалась помочь, когда речь шла о духе ребенка.
Но все это было давно, задолго до того случая. Это было до того, как Лили с ужасом обнаружила, какие силы могут пробудиться в то время, когда она вызывает умерших.
* * *
Крикли-холл. Настоящая могила. Мавзолей. Неприветливый, даже враждебный дом. Возможно, в гостиной было слегка прохладно? Во всяком случае, Лили почему-то пробрало легкой дрожью. Капли дождя мерно колотили по оконным стеклам, словно невидимые пальцы.
Снова и снова Лили спрашивала себя: почему Эва Калег пришла к ней за помощью? Почему именно теперь, когда Лили так отчаянно пытается оградить себя от прошлого? Минуло уже восемнадцать месяцев с тех пор, как случилось это, и Лили до сих пор не пришла в себя, до сих пор не может выбросить все из головы. Почему та женщина не хотела понять, что Лили не желает больше пользоваться своей психической силой? Почему она была так настойчива? И зачем ей сообщать Лили о призраках детей, запертых в Крикли-холле? Потому что это именно так и есть — запертые души, которые не могут уйти. Все призраки, застрявшие в тех местах, которые были им хорошо знакомы при жизни, и есть просто-напросто души, потерявшие путь, или привязанные к земному по неведению или из-за каких-то слишком тяжелых переживаний, от которых они не могут избавиться даже после смерти.
Но Эву Калег на самом деле интересует только одно: ей хочется найти своего пропавшего сына, мальчика, исчезнувшего год назад. Почему она так уверена, что ее сын до сих пор жив, ведь нет никаких свидетельств, указывающих на это? Ни звонков, ни требования выкупа и, насколько могла понять Лили, вообще никаких знаков. Но женщина уверена: мальчик пытается связаться с ней телепатическим способом. Так ли это? Многие матери интуитивно ощущают все то, что касается их детей, в этом нет ничего особенного. Но если даже мальчик и жив, найдет ли его Лили?
Возможно, если бы у нее было что-нибудь из его одежды или его любимая игрушка, что-нибудь — нечто, — что ему хорошо знакомо… Нет! Прекрати! Это было бы просто глупостью с ее стороны — снова начать применять свои способности, начать намеренно. Конечно, иной раз она просто не в силах приглушить их, иногда в ее уме сама собой возникает какая-то мысль, образ, чувство… но теперь она знает, как все это может быть опасно. Открыться навстречу миру духов — значит стать уязвимой, а она уже поклялась, что этого никогда больше не будет. После того случая — никогда.
Но все это как-то касается и других детей, сирот, которые, как сказала Эва Калег, утонули прямо в Крикли-холле много лет назад. А в таком случае нечего и удивляться тому, что старый дом окружен негативной аурой, как будто погружен в чудовищную мглу. Лили со всей ясностью понимала: дети привязаны к дому чем-то ужасным, случившимся с ними там. Конечно, это так, если Эва Калег сказала ей правду. Она, само собой, не лгала намеренно — зачем ей это? — но она может до сих пор испытывать слишком сильные чувства из-за потери сына, перевозбуждена, близка к истерии… во всяком случае, так показалось Лили… и, значит, способна вообразить все, что угодно.