Доколина взглянула на Дронго и, чуть закусив губу, также протянула ему руку. Он галантно поцеловал руки обеим, чем вызвал легкое замешательство Руты Юльевны. Очевидно, она считала, что только сама может выступать в качестве полноценной женщины. Ингрид и Елена были для нее всего лишь девочками, привезенными в Испанию для работы.
— Вы наш новый эксперт? — Рута Юльевна хотела с самого начала поставить все на свои места.
— Да, я приехал вчера поздно вечером, — сказал Дронго.
— Мне говорил о вас Андрис, — изволила вспомнить эта особа. Она использовала агрессивный парфюм «Опиум» Ив Сен-Лорана.
— Надеюсь, что смогу вам помочь, — улыбнулся он.
— Мы выезжаем сейчас на съемки, — строго напомнила Рута Юльевна. — Надеюсь, все будет хорошо. Вы будете нас охранять?
— Извините, — вмешался Балодис. Он сказал несколько слов Руте Юльевне по-латышски.
Очевидно, он объяснил ей, что охранять группу будет именно он, а Дронго эксперт по вопросам безопасности и своего рода советник в подобных вопросах. Рута Юльевна выслушала его и ничего не сказала. Только гневно сверкнула глазами.
«По-моему, они не любят друг друга», — подумал Дронго.
— Ой, — раздался за спиной голос Лилии Омельченко, — кажется, я опоздала. Сеньор Гарсиа пришел вместе со мной.
Дронго обернулся. Он заметил, что пакета, который дал ей любезный испанец, у нее уже не было. Очевидно, она отдала его портье или оставила в нижнем холле.
В этом отеле холл был разбит как бы на две части. Небольшой холл был при входе, где располагались стойки портье и консьержа. А второй холл, более просторный, находился на несколько ступенек выше и вел к лифтам, во внутренний дворик, к ресторанам, барам и на крутую лестницу, уходившую вверх.
— Доброе утро, — весело поздоровался Гарсиа.
— Наш новый эксперт по вопросам безопасности, — представил Дронго Балодис.
Гарсиа повернулся к Дронго, и на его лице мелькнула некая тень раздражения. Он понял, что отныне главным мужчиной в группе будет именно этот высокий мужчина в элегантном костюме.
«Нужно будет переодеться», — подумал Гарсиа, протягивая Дронго руку.
У него была пухлая ладошка с короткими пальцами. Лилия Омельченко тоже протянула ему свою руку. Когда Дронго поцеловал руку и гримеру, Рута Юльевна демонстративно шумно прошла мимо него и спустилась вниз, к выходу.
В микроавтобусе место нашлось всем. Он был рассчитан на девять мест в четыре ряда. Три ряда кресел по два места и последний ряд, где было три кресла. Гарсиа предложил Руте Юльевне место в своем автомобиле, и она, благодарно кивнув, ушла вместе с испанцем. Остальные стали садиться в микроавтобус.
Эуген Меднис сложил свою аппаратуру в багажник и, пройдя в салон, уселся в последнем ряду. У него были длинные, соломенного цвета волосы.
Лилия села у окна и предложила Дронго место рядом с собой.
— Вы из Москвы? — восторженно спрашивала она. — Тысячу лет не была в Москве. Говорят, что там сейчас очень красиво.
— Ничего красивого, — лениво процедил сквозь зубы Эуген Меднис, — я там недавно был.
— Никогда не дашь спокойно поговорить, — накинулась на него Омельченко. — Скажите, — снова обратилась она к Дронго, — вы давно прилетели в Севилью?
— Вчера вечером, — ответил Дронго.
— Вы бывали здесь?
— Да. — Он старался отвечать достаточно кратко, но Лилия не успокаивалась. Этот мужчина явно волновал ее воображение.
— И вы можете показать мне Севилью? — осторожно спросила она, значительно понизив голос.
Дронго чуть усмехнулся.
— Обязательно покажу, — пообещал он. — А вы давно работаете с агентством Зитмйниса?
— Давно. — Она подвинулась ближе, и ее грудь уже касалась его плеча. — Вы говорите по-испански?
— Немного понимаю, — ответил он. — Вы давно знаете всех остальных?
Лена Доколина оглянулась на них, улыбнулась, но ничего не сказала. Она сидела во втором ряду с режиссером. Рядом с Ингрид в первом ряду расположился вошедший в салон последним Балодис. Позади Дронго и Лилии Омельченко, сидевших в третьем ряду, устроился Меднис.
— Давно, — прошептала Лилия. — Здесь все немного чокнутые. Поэтому не обращайте внимания.
— Почему чокнутые? — шепотом спросил Дронго.
— Работа такая, — улыбнулась Омельченко, — каждый считает себя звездой первой величины. А у нас только одна звезда — это Витас Круминьш. Остальные ничего из себя не представляют.
— Надеюсь, гример тоже специалист в своих вопросах? — улыбнулся Дронго.
Она улыбнулась в ответ, показав свои маленькие зубки. И лукаво ему подмигнула.
— У вас должна была сниматься другая девушка? — спросил Дронго.
Она наклонилась к нему, и теперь они слышали друг друга достаточно хорошо и могли разговаривать шепотом. Сидевший сзади Меднис включил магнитофон и надел наушники. Качая головой в такт музыке, он не обращал внимания на остальных пассажиров.
— Да, — вздохнула Лилия, — Ингебора Липскис. Такая чудная девочка, милая, отзывчивая, добрая. Она всем нравится. И вообще я считала, что она возьмет первое место. Или она, или Лена Доколина, — очень тихо добавила Омельченко.
Дронго подумал, что Ингрид ему бы понравилась больше. В Доколиной все было правильно, это была холодная красота. А в Ингрид нравилась чувственность, ее красивые выразительные глаза, ее одухотворенное лицо. И конечно, возможный маньяк преследовал именно такую девушку.
— А наш оператор разве не специалист? — уточнил Дронго.
— Неудачливый спортсмен, — оглянулась на него Омельченко, — и почти не говорит по-русски. Он почему-то не любит всех, кто приезжает из России. По-моему, он закомплексован: не сделал карьеры баскетболиста ни в Латвии, ни в России, и поэтому ненавидит весь мир.
— Очень жаль, — пробормотал Дронго. — А Ионас?
— Хороший парень, — Лилия приблизила голову вплотную и прошептала, — только до первого бара.
— Что вы хотите сказать?
— Вот это и хочу. Как только он дорывается до бутылки, его уже невозможно остановить. Его отовсюду выгнали, и Зитманис взял его к себе.
— А Рута Юльевна?
— Стерва, — засмеялась Лилия, — страшная стерва. О ней легенды ходят, как она терзает своих девочек. Видели бы вы, как она мучила нас в прошлом году в Ницце. Неужели вы ничего не слышали про нее?
— Что я должен был слышать?
— Ничего. Только она своеобразный человек. И часто придирается. Если бы не она, у нас была бы прекрасная группа.