Я подумал о том, что после раскапывания могилы вряд ли буду в форме к вечеру, да и разговаривать нам с Ольгой, собственно, было сейчас абсолютно не о чем. Поэтому, чуть скривив рот, я дружелюбно, но твёрдо ответил:
– Думаю, не стоит. У меня ещё множество дел, а потом я хочу просто отдохнуть. Если хочешь, давай созвонимся на днях и обязательно увидимся.
– Точно? Ты не обижен?
– Нет, конечно. Действительно, какая-то чепуха сегодня вышла. Наверное, просто такой день. Так что? Сделаем, как я предложил?
– Ну, хорошо. Тогда я жду звонка.
– Договорились.
Я бросил трубку в карман и с неожиданной улыбкой посмотрел на Бориса:
– Слушай, так ты же можешь теперь проникать и в женские душевые?
– Это ты к чему?
– Да так просто – немного волнуюсь, вот и болтаю всякую ерунду.
– Наверное, действительно могу. Но, знаешь, даже при жизни не испытывал в этом потребности, а сейчас и подавно. Может быть, я и мало могу сказать о смерти как таковой, но то, что она что-то меняет в сознании, это, поверь мне, абсолютно точно. Надеюсь, что когда обрету тело, с ним вернётся назад и всё остальное.
– Что ты имеешь в виду?
– Даже не знаю, как точно описать, но сейчас я смотрю на всё вокруг словно со стороны. И вещи, которые были бы очень важными при жизни, в нынешнем положении как бы не соприкасаются со мной, а происходят с кем-то другим. Даже со своим воскрешением, честно говоря, я не особенно уверен не в успехе, а в том, что мне вообще это нужно. Непонятно, да? – Борис вздохнул и опустил голову.
– Что ты такое говоришь? Мы снова будем вместе – ты и я. Ты же хочешь этого? – отчаянно воскликнула Женя.
– Да, да. Но в то же время что-то во мне протестует и, наверное, тянет туда, где мне сейчас самое место, хоть я и нахожусь здесь.
– Тебя можно понять. Думаю, окажись я в таком положении – испытывал бы смятение и даже большую путаницу, чем ты, – деловито сказал я, больше стараясь успокоить девушку. – Наверное, так всегда происходит, когда меняется всё привычное вокруг.
– Мне кажется, ты меня действительно понимаешь. – В голосе Бориса прозвучала благодарность и оттенок доверия.
– Уверена, что как только ты весь сюда вернёшься, всё будет по-старому, – заявила Женя и, словно пытаясь переключить разговор на другую тему, спросила меня: – А сколько тебе лет?
– Тридцать три.
– Ого. Возраст Христа! – воскликнула она, а я подумал, что в этом году, наверное, уже миллион раз слышал это от самых разных людей.
Возможно, кому-то подобное было и прямо в тему, даже как-то льстило или предполагало значительные жизненные свершения, словно некая благая примета свыше, но меня к их числу отнести было сложно. Будучи человеком, далёким от религии, но отнюдь и не атеистом, я старательно обходил подобные темы, рассуждая, как мне казалось, вполне справедливо и здраво – каждому своё. К счастью, Женя оказалась вполне адекватной девушкой, даже несмотря на висящий на груди крестик, и не стала как-то развивать эту непростую тему, а просто беспристрастно констатировала факт. Однако я тут же вспомнил о том, что сейчас, вполне возможно, мы имеем прямо-таки уникальный шанс хотя бы что-то вытянуть из Бориса на потусторонний предмет. Конечно, это будут исключительно его слова, но им я был склонен поверить. Поэтому, обернувшись, спросил:
– А ты видел какие-нибудь коридоры со светом впереди или души знакомых людей?
– Нет, я уже говорил.
– Просто те люди, кто переживал клиническую смерть, утверждали нечто подобное.
– Ничего подобного не было. Возможно, после наступления темноты я, если можно так выразиться, потерял сознание, но никакого света или душ не видел. Как есть, так и говорю. Зачем мне обманывать?
– Я просто спросил. Извини, если невольно обидел, – пробормотал я, но Борис отрицательно покачал головой:
– Ничего страшного. Женя меня тоже спрашивала об этом. Но, даже будучи мёртвым, я ничего не могу сказать. Впрочем, возможно, Вера Павловна знает больше.
– Кто это? – рассеянно спросил я.
– Вера Павловна – это мама Наташи, – бесцветно сказала Женя. – Мы столько раз пили с ней на кухне чай. У неё такие замечательные пирожки с яблоками получались на дрожжевом тесте. И тогда…
Она прервалась, увидев, что из-за ограды нам машет руками Наташа.
– Что же, пора. Передай-ка мне эти лопаты и заступ, – почувствовав неожиданную деловитость и готовность поработать, попросил я.
Борис как-то излишне поспешно протянул мне требуемое и открыл дверь джипа. А я подумал, что он вполне мог бы просочиться и сквозь автомобиль, но, наверное, наши привычки не оставляют нас и после смерти, особенно если душа продолжает пребывать в столь привычном мире.
Мы выбрались из машины, быстро миновали те двадцать шагов, что отделяли нас от ограды, и вскоре без особых затруднений перебрались на территорию кладбища. Поразительно – за сегодня это оказался второй забор, на котором я побывал. Небывалое достижение! Когда я в последний раз так скакал? Наверное, лет пятнадцать назад, не меньше. И надо сказать, что и сейчас в этом было что-то эдакое, весьма похожее на ощущения из далёкого детства. Правда, в те времена, наверное, я так и не нашёл бы времени поменять мокрые штаны, а здесь Наташа, когда мы зашли к ней домой, любезно предоставила в моё распоряжение целый ассортимент, чем, поколебавшись, я решил всё-таки воспользоваться. Не хватало ещё подхватить простуду, да и просто с мокрой попой пребывать на улице весьма некомфортно.
– Ну, как там дядя Антон? – спросила Женя, нервно оглядываясь по сторонам.
– Всё в порядке. Вырубился. Я же говорила, что всё сработает как надо. У мамы всё-таки были очень сильные лекарства.
– Надеюсь, он не окочурится? – хмуро поинтересовался я, думая про себя, что ещё не хватало ко всему прочему стать соучастником убийства, пусть и непредумышленного.
– Нет, ничего с ним не случится, – откликнулась Наташа и тут же сникла: – Я сейчас. Погодите немного.
Она пошла в глубь кладбища, озираясь явно в поисках могилы. Грустное зрелище. Тут у меня мелькнула мысль, что она ведь никак не могла этого забыть. В самом деле, сложно представить, чтобы человек, недавно похоронивший мать, да ещё и при свете дня, заплутал буквально в трёх соснах. Однако всё, похоже, было именно так.
– Ну, что же она? – нетерпеливо воскликнула Женя.
– Наверное, просто нахлынули воспоминания, потерялась немного, – миролюбиво отозвался я, тем не менее, вовсе не горя желанием стоять посередине кладбища с лопатами и заступом в руках, ожидая, когда начнёт смеркаться. Фонаря-то у нас собой наверняка не было, а работу обязательно надо закончить засветло. В самом деле, не включать же фары джипа, чтобы на километры было видно – чем мы тут эдаким занимаемся. Возможно, в машине всё-таки что-то и есть, однако совсем неразумно затягивать то, что мы задумали.