– Ой, привет снова. Ты случаем не преследуешь меня? – игриво сказала она, останавливаясь, когда мы поравнялись.
Однако выглядела Люда отнюдь не весело – скорее совсем наоборот, и мне неожиданно стало её очень жалко. В самом деле, что там и как было в далёком детстве – старая история, похоже, до сих пор актуальная лишь для Дмитрия, а открыть свою истинную сущность никогда, наверное, не поздно. Впрочем, припоминая сейчас то время, я, наверное, тоже не мог бы сказать, что она часто была особенно счастливой. Одержимая какими-то планами мести – да, заносчивая – тоже, считающая себя выше других – разумеется, но всё это вряд ли дарило ей позитив. Скорее, заставляло ежедневно бороться, как-то доказывать это тем, кому не было по большому счёту до Людмилы никакого дела, и, наверное, лишаться тех самых маленьких радостей и дурачеств, которые возможны только в детстве. Подумав об этом, я ответил намного теплее, чем хотел вначале:
– Здравствуй. Забавно, а я как раз хотел спросить тебя о том же самом.
– Представляешь, вчера не попала здесь, куда хотела, и приехала снова. Удивительно, и опять увидела тебя. Может быть, это судьба?
– Наверное. Знаешь, я немного тороплюсь, поэтому пожелаю тебе, чтобы сегодня все дела разрешились успешно.
– Я помню, мы договорились созвониться, но… – Тут Люда как-то гортанно вскрикнула, сделала паузу и зарыдала. – Пожалуйста, поговори со мной хоть немного сейчас. Я же, знаешь что? Ну, сам догадаешься? Ведь всегда башковитый был.
Мне нечего было ответить. Может быть, умер кто-то из её близких людей? Или провалилась важная сделка, от которой очень многое зависело? Что можно сказать о практически незнакомом человеке? Поэтому я постарался придать лицу озабоченно-сочувственное выражение и просто замер на месте в ожидании разъяснений. Хотел ли я их выслушивать? Нет, конечно. Если бы ещё речь шла о чём-то позитивном, а тут явно предполагалась какая-то «чернуха», без которой я точно как-нибудь проживу. Но что-то удерживало меня рядом с этой девушкой.
– Я планировала сейчас отправиться на Москву-реку.
– В такую погоду?
– Да, она как раз великолепно подходит.
– Если судить по отсутствию людей на улице, то вряд ли. Или все они тоже на Москве-реке? – Я попытался неловко пошутить, хотя, разумеется, мне было совсем не до веселья.
– А ты был вчера таким понимающим… – как-то разочарованно протянула Людмила. – Знаешь, я собираюсь покончить с собой.
Я стоял и смотрел на знакомую из детства, не зная, что уместнее ответить. Вряд ли подобным шутят, тем более когда речь идёт о Люде, однако это вовсе не те разговоры, которые мне хотелось бы вести накануне намечающегося воскрешения. В самом деле, я ввязался в какое-то безумие, чтобы вытянуть с того света своего четвероного друга, а эта молодая симпатичная женщина надумывает сделать совсем обратное. Такой явно недешёвый наряд, золотые колечки с драгоценными камешками, дорогие часы «Омега»… Впрочем, что я мог сказать или сделать? Ни разу не оказывался в подобной ситуации, и, разумеется, мне вовсе не хотелось иметь на своей совести смерть Людмилы, если после этого нашего разговора она пойдёт и утопится. Поэтому, разведя руки, я спокойно ответил:
– Хочешь об этом поговорить?
– Даже не знаю. Боюсь.
– Чего именно?
– Что ты меня отговоришь. Я же специально приехала сюда, чтобы не встретить никого из старых знакомых, а получается вот так. Кстати, знаешь, кого я видела вчера?
– Нет, скажи.
– Дмитрия. Ну, помнишь, тот мальчишка, что вечно к тебе лез?
– Да, конечно. Я тоже его здесь на днях случайно встретил, – пробормотал я, невольно снова вспоминая о разбитой фаре.
– Его теперь и не узнать – такой весь из себя. Я поэтому даже и подходить не стала.
– Да, мы повзрослели, и всё, конечно, уже не так, как раньше.
– А у меня – особенно. Пожалуй, хуже всех. Вот ты хочешь детей?
Людмила смотрела на меня с какой-то невыразимой мольбой, и я неожиданно почувствовал, что принимаю её горести гораздо ближе к сердцу, чем хотелось бы.
– Ну, конечно. Только пока не встретил ту самую девушку, с которой это станет возможным.
– Понятно. А что бы ты сказал, если бы твоя избранница оказалась бесплодна?
– Наверное, если любил бы, то вместе вполне можно найти какой-то разумный выход. С тем же усыновлением или какой-то врачебный… – немного сбитый с толку, ответил я. – Так проблема в этом?
– Не только. Ни любящего человека рядом, ни друзей, ни хорошей работы – ничего. Вот что мне остаётся делать, Кирилл?
– По-твоему, если утопишься, то решишь разом все эти проблемы? Мне кажется, что нет – просто попытаешься убежать, а они будут преследовать тебя в новом качестве.
– Ты так думаешь? – воскликнула Людмила, кажется, огорчаясь ещё больше. – То есть вообще никакого выхода нет и мои муки превращаются в вечность?
– Наверное, если ты сделаешь, что надумала, то да. А вот попробовав жить и бороться, несомненно, что-то можно и поменять. Даже на противоположное.
– И каким же образом?
– Думаю, лучше тебя самой никто не ответит на этот вопрос.
Я уже чувствовал себя так, словно нахожусь на приёме у психолога, где почему-то сам выступал в роли врача.
– Возможно, ты и прав. Всё-таки как хорошо, что я тебя встретила!
– Давай вот как с тобой договоримся – ты пока никуда не прыгаешь и вены в ванной не режешь, а я обязательно позвоню тебе завтра, мы встретимся, где-нибудь усядемся и поговорим столько, сколько надо. Поверь мне. Никто нам не помешает – уверен, что-нибудь вместе обязательно придумаем. Как, пойдёт?
– Ну, хорошо. В конце концов, спешить-то мне некуда? – усмехнулась сквозь стоящие в глазах слёзы Людмила. – Но мы же точно увидимся? Ты обещаешь?
– Конечно, поверь – никаких проблем.
– А как же твои планы, работа?
– Не переживай, я со всем разберусь. Для меня твоя жизнь, поверь, гораздо важнее какой-то там работы. Ну, что, договорились?
– Ладно. Знаешь, а я вот шла и словно ждала, что меня кто-то окликнет, отговорит, поддержит. И вот снова появился ты. Прости, пожалуйста, такую дуру, что у нас с тобой всё так в детстве выходило нескладно. Наверное, я тогда была просто ужасна?
– Ну, не то чтобы очень. Просто каждый из нас был не совсем прав по-своему, – сказал я и показал рукой на стоящую поодаль продуктовую палатку: – А чтобы закрепить наш договор, предлагаю пройти туда.
– Что, по «мерзавчику»? Так я того – водку не пью, – вымученно хихикнула Люда, кажется, с радостью готовая к такому развитию событий.
– Нет, конечно. Фу, как ты обо мне плохо думаешь – даме и водку. Пошли, увидишь!
Мы приблизились к палатке, я без труда отыскал на витрине то, что нужно, и протянул деньги объёмистой весёлой продавщице средних лет: