— Я про вас в газете читал, — наконец сказал Джо. — Ведь это вы устраивали выставку? — Он завязал горлышко мусорного мешка замысловатым узлом.
— Поэтому мне и нужно с ним поговорить. Отчасти. Я должен отдать ему деньги.
— Отчасти. А еще почему?
— Простите, не понял.
— Почему еще вы его ищете?
— Хочу убедиться, что у него все в порядке.
— Как трогательно.
Я не ответил.
— И сколько денег?
— Много.
— Много — это сколько?
— Достаточно.
— Чего это вы такой скрытный?
— Зато честный.
Джо криво улыбнулся и переложил мешок в другую руку. Он очень горбился, кособочился и морщился, когда молчал. Казалось, он все время чем-то недоволен.
На улице снова началась метель. Джо бросил мешок в темном проулке и пошел к автобусной остановке. Он прихрамывал еще сильнее, чем в начале вечера, и теперь двигался почти как больной церебральным параличом. А еще он вдруг сделался выше ростом и как будто раздулся. Ветер распахнул полы его куртки, под ней обнаружилась еще одна, а под ней третья.
— Давайте я вас подброшу, — предложил я.
Он повернул голову.
— Я себе сейчас такси вызову, — пояснил я. — Могу вас довезти.
Из-за угла показался автобус. Старик посмотрел на него, на меня, снова на него и сказал:
— Что-то я проголодался. Хотите есть? Я ужасно хочу.
Мы пошли в круглосуточную забегаловку. Я заказал себе кофе без кофеина, а старик, когда услышал, что я плачу, потребовал яичницу с ветчиной, тосты из черного хлеба и молочный коктейль. От его заказа у меня сразу изжога началась. Официантка уже отошла от столика, но он вернул ее и велел принести еще салат и жареные луковые кольца в кляре.
— Надо, чтобы все питательные элементы были, — объяснил мне Джо.
Ел он медленно, тщательно разжевывая каждый кусочек. Пятьдесят движений челюстями за раз. И какой после этого у еды должен быть вкус? Пресная каша да слюни. Все это старик запивал большими глотками молочного коктейля, так углубляясь в стакан, что на кончике носа оставалась пена. После каждого глотка Джо вытирал лицо салфеткой, комкал ее и бросал на пол. И без конца нервно оглядывал зал: дверь, барная стойка, я, стол, официантка, музыкальный автомат и снова я. Руки у него были красные, обветренные, все пальцы в заусенцах.
Он спросил меня, когда я в последний раз играл в шашки.
— Лет двадцать пять назад.
— Я так и понял.
— Разве я говорил, что хорошо играю?
— Виктор здорово в шашки играл. И играл бы еще лучше, если бы не торопился так.
Мне сразу стало интересно. Я-то представлял себе Крейка этаким философом, созерцателем, по крайней мере, когда он не рисовал. Я сказал Джо, что рисунки были как-то удивительно заряжены энергией, особенно если собрать их в единое целое. Он пожал плечами. Интересно, он не согласен или ему просто плевать?
— Вы в этом районе живете? — спросил я.
— Конечно. Иногда.
Я не понял сначала, но потом сообразил, и старик ухмыльнулся.
— Хотите, могу как-нибудь в гости пригласить. Переночуете у меня. Любите спать под открытым небом? Ха-ха-ха.
Я вежливо улыбнулся, и он совсем зашелся смехом.
— Знаете, какая у вас сейчас физиономия? Будто я вывалил мусорный бак вам на ковер, а вы пытаетесь сделать вид, что ничего не заметили. Ладно, шучу. Нет, я не живу на улице. Выдыхайте уже.
— Не могу.
— Почему? Вы мне не верите?
— Я…
— Ну ладно, тогда — да, я живу на улице. Сплю в парке. Ха-ха-ха. Да нет, не на улице. Нет, на улице. А вы как думаете?
— Не знаю, что и думать.
Он выпил остатки молочного коктейля, высоко задрав подбородок, и помахал стаканом официантке.
— Шоколадный, пожалуйста.
У него на тарелке еще оставалась парочка луковых колец и совершенно нетронутый салат. Принесли новый коктейль, и процесс поглощения пищи возобновился: чавк-чавк-чавк, глоток, бульк-бульк-бульк, салфетка. Мне показалось, что он следует какому-то странному ритуалу, что ему обязательно нужно закончить есть и пить одновременно. Я так и видел, как встает солнце, а мы все сидим в этой забегаловке, заказываем и заказываем, пока еда и питье не закончатся — вместе. Аминь.
Или он просто очень, очень хотел есть.
— Гляньте туда, — сказал старик, указав перепачканным в шоколадной пене кончиком носа на темную церковь за окном. — Там приют. Но двери запирают в девять, так что по четвергам я не успеваю.
Я даже спрашивать не стал, почему он предпочел постели игру в шашки, мне и так было все ясно. Вместо этого я спросил:
— Где вы научились играть?
Он вытер лицо отвратительно жирной салфеткой. Я протянул ему другую, он утерся, скомкал, бросил на пол.
— В дурдоме.
Я снова вежливо улыбнулся. Во всяком случае, попытался улыбнуться.
— Ха-ха-ха, куча мусора на ковре! — Он стал пальцами доставать из тарелки салат, разглядывать его на свет и совать в рот. С листьев на стол капал соус. — Очень я зелень люблю, — признался Джо, тщательно пережевывая пищу.
— И сколько вы там пробыли?
— С семьдесят второго по семьдесят шестой. Там чему хочешь можно научиться. Это у меня было вместо высшего образования. — Он снова заржал, сделал глоток, закашлялся, выплюнул немного молочного коктейля и вытер подбородок. — Если у вас крыша не отъехала до того, так она непременно отъезжала там — от скуки.
— Сэл сказал, вы были чемпионом мира.
— Мог бы и поменьше болтать. Да, было дело, срубил чуть-чуть деньжат. Но шашками много не заработаешь. А теперь вообще компьютер сделали, попробуй его обыграй. Человек нынче вроде аппендикса, никому не нужен. — Он откинулся на спинку стула и погладил живот. Непонятно было, как в него все это влезло. На столе осталось только немного молочного коктейля, и старик смотрел на свой стакан с вожделением. — Хотите узнать что-нибудь про Виктора — купите мне десерт.
Я помахал официантке. Джо попросил пирог с кокосовой стружкой.
— Кончился.
Джо посмотрел на меня:
— Хочу пирог с кокосовой стружкой.
— Съешьте клубничный, — предложил я.
— По-вашему, это достойная замена?
— Ну…
— Нет стружки, так давайте с шерстью, — сказал старик.
Официантка посмотрела на него, на меня, покачала головой и ушла.
— Принесите что есть, — закричал ей вслед Джо и повернулся ко мне: — Я съем шоколадное мороженое.