Франческо обнял Валентину за плечи и хитро спросил:
— Рафаэлю бы она понравилась, как ты думаешь?
Эрин насторожилась. Она никогда прежде не слышала этого имени. О ком это говорит ее муж?
— Он бы отбил ее у тебя, — серьезным тоном сообщила Валентина.
Франческо рассмеялся, но его смех звучал не весело, а вызывающе. Он кинул несколько громких реплик на итальянском, смысл которых для Эрин остался тайной. Валентина заливисто рассмеялась и покинула комнату.
Эрин еще некоторое время оставалась в ванной, затем вернулась в спальню.
— Кто такой Рафаэль? — гневно спросила она Франческо.
— Ты подслушивала? Нехорошо! — пожурил ее муж.
— Мне и подслушивать не пришлось, и так все отлично было слышно.
— А у тебя, оказывается, отменный слух.
— Не увиливай от ответа, Франческо! Я хочу знать, кто такой Рафаэль?
— Рафаэль — это мой брат. Мы были близнецами.
— Почему ты никогда не говорил мне о нем? И ты сказал «были»?
— Именно так, — подтвердил он. — Его больше нет.
В одно мгновение гнев сошел с лица Эрин. Она подошла к мужу и присела возле него на край кровати.
— Мне очень жаль, Франческо. Если бы я только знала…
Он молчал и пристально следил за своей женой.
— Вы были похожи друг на друга?
— Были ли мы однояйцевыми близнецами? Да, были…
— Я очень тебе сочувствую. Наверно, это тяжело… — мягко проговорила Эрин.
— Внешне мы ничем друг от друга не отличались, но, по сути, были совершенно разными людьми. Рафаэль, в отличие от меня, с детства отличался живым творческим воображением и воспринимал жизнь как сказку. Он отлично рисовал, я обязательно покажу тебе его работы. Он был удивительно талантливым, и не только как художник…
— Чем он занимался?
— Он за многое брался, и у него всегда все получалось. Казалось, он ни в чем не знает поражений, пока однажды… — Франческо запнулся. — Родители уверены, что причиной его уныния стал неудачный брак.
— Он был женат?
— Да, к сожалению… Брат потратил целых четыре года своей драгоценной жизни на то, чтобы удержать возле себя свою жену. Он все никак не мог понять: эта женщина просто не в состоянии оценить такого уникального человека, как он. Райф отдавал ей всего себя, тогда как ей это было не нужно. Вряд ли она когда-нибудь поймет, что потеряла.
— Как он умер?
— Покончил с собой, — коротко ответил Франческо.
— Боже! Как?
— Передозировка… Я нашел его, — он тяжело вздохнул. Воспоминания все еще были слишком яркими. — Казалось, он спит. Так безмятежно… Я даже не сразу понял, в чем дело.
Глаза Эрин наполнились слезами. Она явственно представила себе трагедию, которую пережил ее муж.
— В последний раз я видел Райфа за неделю до самоубийства. Он пришел ко мне, хотел поговорить. Спрашивал моего совета, которому ни в коем случае не должен был следовать, — Франческо ухмыльнулся и посмотрел на жену. — Хочешь знать, что я сказал ему? Какой совет я дал безнадежно влюбленному человеку?
Эрин сосредоточенно смотрела на мужа. Ее обеспокоило состояние, в которое он постепенно погружался. Она видела, он теряет обычно присущее ему спокойствие и холоднокровие.
— Я сказал: «Возьми себя в руки, Райф». Я говорил, мол, от разбитого сердца еще никто не умирал. Я считал, рано или поздно он сможет выкинуть свою жену из головы. Я был уверен: жизнь не заканчивается, когда уходит любовь. Именно это я и сказал своему брату… Ненавижу себя за эти слова!
— Но ты все сказал верно. И ты не мог знать, в каком состоянии он находится. Что еще, по-твоему, надо было сделать?
— Райф пришел ко мне за помощью, хоть и не сказал об этом прямо. Мой брат открыл мне свою душу вовсе не для того, чтобы получить порцию нравоучений. Он нуждался в чуткости и поддержке, которую мог получить только в семье, а я отделался банальными словами. Я сказал ему: «Что ты сидишь и ноешь? Ты же мужик! Пойди и возьми свою жену, если любишь ее больше самой жизни».
— И как же он поступил?
— Этот идиот сделал все в точности, как я ему посоветовал.
— Объясни, Франческо, что конкретно случилось?
— Он пришел к этой… А она сказала ему, что любит другого.
— Представляю, как это подействовало на него, — тихо произнесла Эрин.
— Да, но убил он себя сам, — сурово произнес Франческо.
— Я не представляю, как такое можно пережить. Я искренне сочувствую тебе, Франческо.
— Удовлетворила свое любопытство? — резко бросил он ей. — Ты вовсе не обязана разыгрывать сочувствие, Эрин. История повторяется. Я, конечно, не собираюсь решать проблему столь радикальными способами, как это сделал мой брат Нет…
— Что ты хочешь этим сказать, Франческо? — испуганно воскликнула Эрин.
— Только то, что история повторяется, — мрачно повторил он. — Я просыпаюсь по утрам с четкой мыслью: выхода нет. Я до сих пор не могу поверить: я больше никогда не увижу своего брата. Для меня он по-прежнему жив, но недосягаем, и эта недосягаемость меня убивает. Я не прекращаю думать о нем, когда остаюсь один… Если бы он болел и умирал медленно и мучительно, я бы, возможно, даже радовался такому для него избавлению.
— Считай, что он болел, Франческо. Ты сам говорил, он мучился четыре года. Все это время у него болела душа.
— Я не понимал этого тогда, когда еще мог помочь, а он метался, как дикий зверь в клетке, и был совершенно один. Я не могу понять этого и теперь, я считаю, он поступил глупо. Но его больше нет… Если бы я знал, что творится в его душе… Если бы только знал…
— Что бы ты сделал?
— Если бы я знал… — задумчиво повторил Франческо.
— Чужая душа — потемки, как известно.
— Никто бы никогда не узнал, почему Райф поступил именно так. Но ведь он пришел ко мне и все рассказал! Он сделал это, когда уже не мог держать в себе свое страдание, а я этого не понял. Господи, если бы я знал! Ведь есть же всевозможные медикаментозные способы вывода людей из депрессии. Я бы тогда не стал пичкать Райфа пустыми советами, а предпринял бы все от меня зависящее, чтобы оказать ему поддержку. Не будь я таким ослом, мой брат был бы сейчас жив.
— И ты постоянно об этом думаешь, Франческо? — ужаснулась Эрин. — Ты же умный человек! Ты сам должен понимать, ничто не разрушает человека больше, чем мысли о том, что могло бы случиться, но по какой-то причине не произошло. Это же прямой путь к безумию! Видимо, Рафаэль не мог поступить иначе, поэтому он выбрал добровольный уход из жизни. Но ты не мог этого знать, пока он был жив и производил впечатление вполне благополучного человека, и ты не можешь винить себя в черствости. Ты был верен себе, своему оптимизму и жизнелюбию. Ты считал, что и твой брат в конце концов снова научится радоваться жизни. В этом нет твоей вины. Это твой, между прочим, весьма правильный, взгляд на мир. Ошибся Райф, когда переоценил свою беду.