— Да, но ты согласен, что я поступаю правильно? — настаивал Кон. — Ты никогда не сделал бы предложение женщине, с которой знаком всего несколько недель, не так ли? — Он тихо рассмеялся, не замечая, что его брат чувствует себя так, словно его ударили по голове. — А вдруг это оказалось бы ошибкой?
— Послушай, Кон, может быть, тебе стоит еще раз все обдумать?
— Тут не о чем думать.
Люси припомнила их предыдущую беседу.
— Но если бы Энни была там, вы употребили бы все свое влияние на то, чтобы они разошлись, не так ли?
Он удивился.
— Вы действительно так думаете?
— Я знаю, что это так, — сердито выпалила Люси.
— Ваша сестра больший философ, чем вы, — заметил он, глядя в ее грозное лицо.
Эта фраза еще больше подстегнула ее.
— Я слышу, как она каждую ночь плачет.
Темные брови Финна сошлись на переносице.
Люси приятно было сознавать, что это потрясение вызвала она.
— Вы уверены?
Энни Фостер произвела на него впечатление энергичной и деловой особы.
— Я никогда не видела, чтобы Энни так переживала.
— Но, по ее словам, она считает, что все к лучшему...
— И вы это проглотили? — презрительно спросила Люси. — Впрочем, подозреваю, вам именно это и хотелось услышать. Это помогает вам не чувствовать себя виноватым, — не уставала обвинять Люси.
— Я не чувствую за собой вины.
— А должны бы, — гневно заявила она. — Скажите мне, Финн, а что еще вы ожидали от нее услышать? У Энни есть гордость!
Которая иногда кажется мне досадным пороком, подумала Люси, со страхом сознавая, что часть ее рассудка, не участвующая в словесной перепалке, наслаждалась лицезрением его тела, вдыхала его аромат, чувствовала силу его рук.
Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем она смогла продолжать:
— Энни не из тех, кому нравится быть объектом жалости, но даю вам слово, под неунывающей внешностью скрывается ранимая душа. — По выражению лица Люси было совершенно ясно, кого она считает виновником.
— Мне очень жаль, если ваша сестра несчастна; кажется, она приятная особа. Хотите чаю?
— Я не хочу чаю, я хочу, чтобы вы ушли отсюда, — прорычала Люси, — так что говорите, что хотели, и исчезните.
Финн немного дольше, чем следовало, изучал ее гневный взгляд, потом сел в кресло.
В ее голове вдруг возникло видение, и очень отчетливое, будто его длинные пальцы зарываются в ее волосы, а она в это время прикорнула возле его ног, положив голову ему на колени.
— Вы себя хорошо чувствуете, Люси?
Чтобы скрыть тот факт, что неожиданная нежность его голоса пробила брешь в ее слабеющей обороне, Люси прибегла к ребяческой дерзости.
— Настолько хорошо, — ответила она, — насколько это возможно, когда приходится дышать одним воздухом с вами...
В ответ на это нападение Финн, в высшей степени непринужденно, скрестил ноги. Их взгляды встретились. Ни с того ни с сего глаза Люси наполнились слезами.
— Ну, что вы думаете?..
— О чем? — грубо спросила она.
Финн прищурил глаза.
— Вы слышали, о чем я только что говорил?
— Нет... да...
Я была занята, я слишком хочу тебя, мысленно произнесла она.
— Думаю, не слышали. Я спросил, как вы относитесь к тому, чтобы работать у меня?
Люси опустилась в ближайшее кресло и нервно хохотнула:
— А теперь скажите еще, что вы пришли сюда именно за этим.
— У меня есть сын. — Напряженное выражение лица Финна предупреждало о том, что его терпение вот-вот лопнет.
— Я знаю. И нет жены, потому что Финну Фицджералду женщина нужна только в спальне...
— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Нине...
— Она умерла? — Люси застыла, поняв, какой беспардонный вопрос сорвался с ее языка.
— Конечно, нет. — И он сухо добавил: — Просто она работает в Вегасе. Однако почему вы решили, что она умерла?
— Не знаю, — буркнула Люси. — Наверное, я подумала, что раз вы один воспитываете ребенка...
— Чтобы не разыгралось ваше слишком живое воображение, объясняю: я не давил на Нину. Она сама решила оставить Лайама со мной. Я не собирался иметь от Нины детей, — спокойно добавил Финн, — но это не значит, что он не желанный и не любимый малыш.
— Разве он не видится со своей матерью?
— Мы решили, что это плохо скажется на нем.
— Или вы решили и за сына, и за мать? — От взгляда, которым он одарил ее, Люси бросило в краску.
— Ну, в данном случае мамаша подумала, что неплохо было бы забеременеть для того, чтобы подцепить мужа с деньгами. Когда же она поняла, что обручального кольца не предвидится, ей разонравилось быть беременной. В итоге мы заключили соглашение...
— Ох... — У Люси перехватило дыхание. То, что женщина может торговать младенцем, будто это какой-то товар, потрясло ее до глубины души.
— Я заплатил ей за то, чтобы она родила и оставила ребенка мне, — произнес Финн. Невероятно, но в его голосе не слышалось гнева. — Основой договора стало абсолютное и взаимное понимание того, что все заботы о ребенке и ответственность за него я полностью беру на себя. — Он посмотрел на ее лицо, и на его губах появилась удивленная улыбка. — Вы выглядите потрясенной... не у всех женщин есть материнский инстинкт, Люси.
— Да, наверное, не у всех, — еле слышно согласилась она.
Хотя Люси никогда особенно не задумывалась насчет собственных материнских чувств, но она твердо знала, что нет такой ситуации, в которой она отдала бы свое дитя кому бы то ни было, даже родному отцу ребенка. Тем более из-за денег.
По крайней мере, у мальчика есть отец, который заботится о нем. Может быть, Финну чего-то и недостает, но только не глубокого чувства родительской ответственности.
— Ну, так вы хотите получить работу?
— Вы серьезно? — не поверила Люси.
— Ну, не об этом ли мы все время говорим? Как вы думаете, почему я посвятил вас во все детали, касающиеся Лайама?
Потому что ты хочешь, чтобы она считала тебя хорошим парнем, признался себе Финн.
До Люси наконец дошло, что он не шутит. Ее первое впечатление оказалось правильным — этот человек ненормальный!
— Какую работу вы мне предлагаете?
— Няни моего сына. — Ну, слава богу, она не отказалась сразу. — Вам понравится дом, — пообещал Финн. — Это в Уэст-Корке, и Ирландское море видно из каждого окна. Мы проведем там лето. Если вы волнуетесь насчет тщательно продуманного жульничества — чтобы заполучить вас в свою постель...