Конечно, никто не видел, раз в кафе находились только продавщица да я, и обе в момент исчезновения Ромео были заняты.
Я бросилась на улицу и позвала жалобно:
— Ромео…
В трех шагах от меня стоял парень с немецкой овчаркой на поводке. Он спросил:
— Таксу ищете?
— Да.
— Она побежала в подворотню.
— С какой стати ему бегать в подворотню? — подозрительно поинтересовалась я.
— Да его Лайма напугала, — равнодушно пожал плечами парень и отвернулся. А я бросилась в подворотню. Нырнула в низкую арку, где было почти темно, крикнула «Ромео!» и тут же рухнула на грязный асфальт, поскольку что-то очень тяжелое опустилось на мой затылок, надолго лишив меня способности гневаться, да и всех прочих способностей тоже.
Последующие за этим событием сутки прошли как в тумане. Страшная качка, тошнотворный запах и чей-то визг — вот и все мои впечатления. Я то ли спала, то ли пребывала без сознания, а на мгновение очнувшись, не могла понять, где я и что, черт возьми, происходит. Голова невыносимо болела, и постоянно хотелось пить. И вдруг все разом прекратилось. Я открыла глаза, пробудившись и уже зная, что я — это я и кто-то, чтоб ему пропасть, огрел меня по затылку, а теперь я лежу в просторной, светлой комнате с огромным окном, две створки которого приоткрыты, и белые шторы плавно колышутся на ветру.
Я лежала в голубом платье, в котором вышла на прогулку, а мои туфли стояли на коврике рядом. Кровать была огромной, полукруглой, застелена пушистым пледом, поверх которого я и лежала на горе подушек.
— Чудеса, — сказала я, радуясь, что не потеряла способности удивляться, приподнялась на локтях и еще раз огляделась: серебристо-серый ковер на полу, бельевой шкаф, прикроватная тумбочка с ночником, все очень прилично, но на гостиницу не похоже. Слева застекленная дверь, должно быть, в ванную, чуть дальше еще одна дверь, широкая, с золочеными ручками и зеркалами.
Я поднялась и осторожно, стараясь не производить никакого шума, подошла к окну. Выглянула из-за занавески и открыла рот от удивления: в нескольких метрах от окна плескалось море. Самое что ни на есть настоящее: с волнами, чайками и кораблем на горизонте. А между тем я точно знала, что в моем родном городе ничего подобного просто не могло быть. Высунувшись в окно, я смогла увидеть бухту с крупной галькой вместо песка и тремя яхтами У причала, горы, заросшие деревьями, названия которых были мне неизвестны, и белое сооружение возле самой воды, которое можно было принять за что угодно: от ресторана до загородного дома какого-нибудь чудака. Над его плоской крышей высоко в небе гордо развевался флаг: бело-сине-красные полосы. Я зажмурилась, пытаясь вспомнить, как выглядит флаг Отечества, а потом с облегчением вздохнула: я на Родине.
Из-за зеркальной двери послышался неясный шум, я на цыпочках вернулась в постель и устроилась на подушках, сложив на груди руки и лихорадочно соображая при этом, куда меня угораздило попасть. Море скорее всего Черное, обстановка дома довольно богатая, а атмосфера гаремная. Интересно, кто здесь хозяин? А главное: зачем я ему понадобилась?
Дверь осторожно приоткрылась, я приоткрыла левый глаз, продолжая изображать бессознательное состояние, и увидела голову Гриши, она возникла из-за двери, посмотрела на меня и исчезла со словами:
— Еще не очухалась.
«Мерзавцы», — мысленно прошипела я и приготовилась терпеливо ждать, что последует дальше.
Где-то через полчаса в комнате появился Славик, прошелся, насвистывая, затем устроился в моих ногах и, маслено улыбаясь, заявил:
— Анна Станиславовна, что-то подсказывает мне, что вы давно пришли в себя.
— Где Ромео? — не открывая глаз, прошептала я, подумала и добавила:
— Убийца…
— Помилуйте, Анна Станиславовна, ваш песик жив и здоров, хотя, признаюсь, мы всерьез подумываем от него избавиться.
— Только попробуйте! — рявкнула я, села, поудобнее разместившись среди подушек и сверля Славика гневным взглядом. — Я думала, вы в тюрьме, — заметила с сожалением.
— С какой стати? — удивился он и позвал:
— Григорий…
Григорий незамедлительно возник в комнате, покосился на постель, но сесть не решился и замер у окна, опершись на подоконник.
— Как ваше ухо? — нахмурилась я.
— Здесь тебе не там! — прорычал он. — Так что не выкаблучивайся. Не то без башки останешься. — И прибавил обиженно:
— Стерва.
— Может, и стерва, — вздохнула я, — но кормить меня вы обязаны. Для чего-то я вам понадобилась7 Так как я в гости не напрашивалась и это всецело ваша инициатива, проявляйте гостеприимство. Что у нас сейчас, утро?
— Утро, — расплылся в улыбке Славик.
— Значит, я хочу свой завтрак.
— Вот тебе, — ехидно заявил Григорий, продемонстрировав мне кукиш.
— Хорошо, — кивнула я. — Умру от голода, — и на всякий случай закрыла глаза.
— Умирать совершенно необязательно, — медовым голоском заговорил худосочный. — Григорий немного нервничает. Что ты, Гриша? — повернулся он к компаньону. — Анна Станиславовна у нас в гостях, и мы ей рады. Ведь рады, верно?
— Рады, рады, — хмыкнул Гриша и скорчил премерзкую рожу.
— Я не поняла, будет завтрак или нет? — попробовала я внести ясность.
— Будет, — проникновенно пискнул Славик и через несколько минут лично вкатил в комнату сервировочный столик. Два яйца, хлеб с шоколадным маслом, кофейник и стакан сока. Я выпила кофе и блаженно прикрыла глазки, потом сообщила хмуро:
— На завтрак только кофе и французскую булку. Ананасовый сок чуть позднее.
Григорий хмыкнул, а худосочный с готовностью кивнул.
— Конечно-конечно. Все, что угодно, Анна Станиславовна, все, что угодно…
— Где Ромео? — спросила я, прикидывая, чему это Славик так радуется.
— Э-э-э… Ромео — это ваша собачка, я полагаю?
— Само собой.
— Так вот. Мы пока не решили, стоит ли возвращать вам животное.
— Я его утоплю, — подло хмыкнув, сообщил Гриша.
— Да, такое возможно, — опечалился Славик. — Если вы в ответ на наше гостеприимство не проявите добрую волю