— Я… я не могу… пока он…
— Я знаю, — прошептал он. И его глаза пообещали: «Позже».
Николь почувствовала, как восторг наэлектризовал все ее тело. Позже. Позже!
Казалось, что фейерверк уже начался. Безумная радость, надежда и растущая уверенность, что их отношения будут совершенно особенными. Возможно, она даже могла бы полюбить. Голова закружилась. С самого начала она знала, что между ними существует какое-то необычайное притяжение. Связь, которая крепче и неразрывнее, чем узы крови. Поэтому она была так сбита с толку тем, что он отверг ее. В глубине души, несмотря на его очевидное равнодушие, она подозревала, что притяжение было обоюдным.
Николь почувствовала греховный порыв стать той, которая будет сводить его с ума до тех пор, пока он не позабудет обо всем, кроме любовных утех с ней.
Она взглянула на него из-под ресниц, неосознанно подражая соблазнительным уловкам знающих себе цену женщин.
Блейк застыл, вспомнив других женщин, которые, как он считал, пытались соблазнить его своей сексуальностью.
Делала ли она это, чтобы добиться своего? От этой мысли ему стало плохо. Ему выше крыши хватило этого с бывшей женой, которая согласилась иметь ребенка только за хороший денежный куш. Воспоминание о тех месяцах хладнокровной торговли остудило его пыл. Он больше не позволит сделать из себя дурака. Не допустит, чтобы им манипулировали. Больше никогда не станет жертвой женщины.
Николь почувствовала, что он отдалился от нее, хотя он и не пошевелился. В глазах, где только что светилось желание, появилась отчужденность.
Они опять вернулись к тому, с чего начали.
— Ты не доверяешь мне, да? — в отчаянии выпалила она. — Думаешь, я развращу Джозефа или кого-то из слуг?
— Я не знаю, — пробормотал он, взлохматив рукой свои черные кудри. — Скажу прямо: я не уверен относительно твоих мотивов.
— Мотивы? У меня? — возмутилась Николь. — У меня нет никаких мотивов! А тебе не приходит в голову, что мое поведение может иметь отношение к сексуальному влечению? — негодующе добавила она.
Блейк пожал плечами:
— Ты можешь использовать секс, чтоб заставить меня изменить мнение о тебе, — без обиняков высказался он.
— К таким женщинам ты привык, да? Женщинам, которые расценивают свои прелести как орудие торговли? — в ужасе воскликнула она.
Он издал короткий смешок:
— Да. Полагаю, это так.
— Что ж, мне жаль тебя! Но существуют и другие женщины. И эти женщины — я в их числе — наслаждаются сексом ради него самого, а не из-за того, что можно за него получить.
— Кто бы мог подумать, — хрипло выдавил он.
— Будь я поумнее, — со вздохом продолжила Николь, — я бы скромнее оделась и сдержаннее вела себя. Тогда бы ты мог усомниться в том, что я воспитывалась беспутным отцом.
— Тогда почему, — пробормотал он, сердито коснувшись пальцами ее голого живота, отчего она резко втянула воздух, — ты поступаешь как раз наоборот?
Ее глаза потемнели.
— Потому что именно так я обычно одеваюсь и… — Она рискнула. — Там, где дело касается тебя — и только тебя — я ничего не могу с собой поделать.
По испуганному взгляду, который он бросил на нее, она поняла, что он вновь хочет ее поцеловать.
Николь видела, что он борется со своими желаниями, и ее губы приоткрылись в ожидании. Когда он оторвал от нее взгляд и упрямо откинулся в своем кресле, она почувствовала, как осколок разочарования вонзился в ее истомившееся тело. Ей так хочется понравиться ему, стать предметом его неуемной страсти.
— Я должен сохранять объективность, — пробормотал он. — Я не могу просто делать то, что мне нравится. — И тихонько добавил: — Слишком много поставлено на карту.
— Я не вижу проблемы, — возразила она. — Нас влечет друг к другу. Мы свободны.
— Я и хочу остаться свободным, — прорычал он.
Ее лицо вспыхнуло.
— Я не собираюсь вести себя, как сварливая жена, только потому, что мы занимаемся любовью!
— Ты всегда так откровенна в выражении своих чувств? — спросил он.
— Я знаю, женщинам не полагается быть такими откровенными, но что же мне делать? Прикидываться скромницей и недотрогой? Я не такая, Блейк. — Она улыбнулась, видя, что он расслабился и подозрительное выражение лица исчезло. — Возможно, поэтому я чувствую такую близость к Джозефу. Он такой непосредственный и честный, правда?
— Даже слишком, — проворчал Блейк.
— Но ты ведь не собираешься наказывать его за искренность?
Он сурово сдвинул брови:
— Нет. Хватит того, что этого было предостаточно в моем собственном детстве. Моя цель — научить его быть добрым и внимательным и ставить себя на место других людей.
— Значит, мы мыслим одинаково. Мой отец всегда учил меня говорить правду и никогда не играть в игры, особенно с мужчинами.
Он потер подбородок.
— Значит, ты никогда не лжешь.
— Если врешь, ты должен всегда помнить, что ты наврал, кому и когда. Куда легче говорить правду.
— Твой муж… — Блейк задумчиво сощурился. — Он ценил твою честность?
Николь вздохнула:
— Сомневаюсь.
— Ты расскажешь мне, почему вы развелись?
Она кончиком пальца убрала волосы за уши.
— Ладно. Он не хотел, чтобы я забеременела, потому что это должно было превратить меня из жены в мать.
— Он хотел, чтобы твое тело оставалось сексуальным и не испорченным материнством, — тихо сказал Блейк.
— Да! — изумленно воскликнула она. — Но откуда ты знаешь?
— Моя бывшая жена так же беспокоилась о своей фигуре, — сказал Блейк с горечью.
— Но, — возразила Николь, — она же все-таки стала матерью. Родила Джозефа.
— Только потому, что я пообещал ей приличную долю своего состояния, — пробормотал он.
Глаза Николь потрясенно округлились:
— Это ужасно!
Блейк пожал плечами.
— Я бы никогда не согласился на такой наглый шантаж. Но я пытался сохранить свой брак. Думал, что, когда Джозеф родится, она изменится, полюбит своего ребенка и будет рада материнству.
— Но этого не произошло, — угадала Николь. Его глаза потемнели:
— Она даже не смотрела на него. И я бы никогда не смог простить ей такого пренебрежения к своей собственной плоти и крови. Она жила со мной потому, что наслаждалась своим положением хозяйки поместья. Но в конце концов устала даже от этого. Она ушла, когда Джозефу было почти три годика.
— Не знаешь, она счастлива со своим шофером? — осторожно полюбопытствовала Николь.