Он приник к ее рту, заглушив хриплые крики Линди. Ей казалось, что они сплавились воедино, она хотела, чтобы было так. Когда их движения лихорадочно ускорились, Линди обвила его ногами. Неожиданно они скатились с дивана на пол, и Линди оказалась сверху. Она глядела вниз, в его лицо с резкими чертами и прищуренными глазами — лицо незнакомца.
— Ты не ушибся? — выговорила она, едва дыша.
Линди отвела с лица шелковистые пряди, мешавшие ей смотреть. Рубашка Сэма выбилась из-за пояса брюк, несколько пуговиц отлетели. Линди видела, как вздымается его грудь в такт учащенному дыханию.
Сэм ничего не ответил. Он поймал руками полы ее распахнутой блузки. На шее у него задергался мускул, когда он обводил взглядом нежные очертания ее груди. Сэм потянул к себе края блузки, так что розовые кончики коснулись его тела.
— Все хорошо... — прохрипел он. — Сейчас все будет хорошо...
Это были его первые слова, обращенные к ней. Нужно было бы возмутиться такой самоуверенностью, но как могла она возмущаться, если его слова казались ей абсолютно логичными среди бессмыслицы, в которой она жила так долго? Он прав! Только так все снова может быть хорошо.
Линди приподнялась, опираясь руками о пол по обе стороны его лица. Сэм схватил тонкие запястья, и Линди упала на него. Его руки скользнули на ее упругие ягодицы. Линди уронила голову к нему на плечо. Его губы прошлись снизу вверх по ее горлу, оставляя на чувствительной коже жгучие следы сладострастных поцелуев.
Это было безумие! Какая-то часть ее сознания понимала это, но голос разума был заглушён древним голосом плоти. В ту минуту ее не смущало неистовство их слияния — стыд придет позже!
Но их прервали — грубо и неожиданно. Свет и шум внезапно хлынули в комнату. Из-за Сэма ей не было видно вошедших. К несчастью, это совсем не значило, что ее не видели! Лицо у нее запылало. Она скорее запахнула блузку.
— Не представляю, куда он девался. Послышалось потрясенное «Ах!».
— Думаю, вы меня нашли. Если не возражаете, я сейчас... немного занят, — отозвался Сэм.
Линди чувствовала, как напряглись его мышцы под ее пальцами, но в суховатом голосе абсолютно не слышалось смущения, которое, по-видимому, охватило всех присутствующих.
До нее долетел сквознячок от закрывшейся двери.
— О Боже!
Тело Линди, только что плавившееся от страсти, все напряглось. Она закрыла лицо руками от унижения, которое наконец обрушилось на нее. «Как я могла?» — спрашивала она себя. Она стремительно перекатилась на бок и встала на колени.
— Что они подумают! — вскрикнула Линди.
Сэм приподнял темную бровь:
— Тебе объяснить?
Казалось, его страсть остыла так же быстро, как пот, блестевший на его разгоряченном теле.
— Тебе, наверное, все равно! — выпалила она. Ей становилось дурно при одной мысли о том, с какой легкостью он разрушил ее жалкие защитные барьеры. Куда подевался железный самоконтроль? Линди чувствовала себя безнадежно опозоренной.
— А что, мне должно быть не все равно? — Сэм сел и небрежно пожал плечами. — Подумаешь, большое дело!
Значит, для него это ничего не значило. Линди постаралась не заплакать от боли. Она не даст ему повода злорадствовать. Он, как видно, этого и добивался, потому и смотрит сейчас на нее так пристально, с таким циничным выражением.
— Не люблю быть объектом пошлых шуточек.
Линди обхватила себя руками, чтобы не было так заметно, что все ее тело сотрясает неуправляемая дрожь.
— Диана никому не расскажет. А Ллойд не любитель травить байки в мужской раздевалке. Или ты думаешь, я обожаю хвастаться своими победами в мужской компании? — Сэм презрительно скривил губы. — У меня нет такой привычки.
— Эт-то ник-какая не победа.
Зубы у Линди стучали от холода. Или это просто реакция? Ее кожа, только что пылавшая, теперь казалась липкой и холодной.
Значит, Ллойд тоже видел... Почему-то всегда он застает ее именно в тот момент, когда она срывает с Сэма одежду! Линди могла бы засмеяться, если бы не чувствовала, что вот-вот заплачет. Сэма как будто не особенно волнует, что нынешняя подружка застала его с другой женщиной, причем в весьма компрометирующей позиции. А чему тут удивляться? Он с самого начала дал понять, что вполне спокойно относится к связям на съемочной площадке. Уже по одному этому можно было судить о его нравственном уровне. Боже, какой она была дурой, что вообще с ним связалась! Упорно не хотела видеть правду — горькую, безобразную правду!
— Давай, Розалинда, придирайся к техническим деталям. Я даже не скажу: «Это мы уже проходили». — Он смотрел на нее с таким презрением, что Линди внутренне скорчилась. — Продолжай разгуливать с видом святоши, я тебе мешать не стану.
Линди судорожно вздернула подбородок, глаза ее засверкали.
— Никогда я этого не делала!
— Успокойся, я не собираюсь ставить тебе палки в колеса. Пусть это останется нашей маленькой тайной, что на тебя, как и на всех нас, простых смертных, накатывает самая обыкновенная похоть. Ах, я и забыл: ты предпочитаешь называть это любовью! Как же, тебе незнакомы низменные животные инстинкты — только чистые, возвышенные эмоции!
Линди опять рывком запахнула блузку, когда его холодный взгляд подчеркнуто задержался на ее молочно-белой груди. Как будто она нуждалась в напоминании о том, что их первобытное соединение не было ни чистым, ни возвышенным!
Сэм заправил в брюки рубашку, лишившуюся нескольких пуговиц, не спеша расправил, отметив поднятием бровей распоротый шов на рукаве.
— Вот досада, забыл захватить на прием нитку с иголкой, а еще бойскаут!
— Вряд ли ты был бойскаутом.
— Конечно, такого испорченного типа, как я, не могли принять в ряды скаутов! Кстати, я и правда не был бойскаутом. Но не потому, что предпочитал ритуалы сатанистов; просто после школы нужно было помогать отцу на ферме.
Боже, как она ненавидела его сарказм!
— Вот благонравный мальчик! Впрочем, преданность сыновнему долгу не помешала тебе уехать из дому...
— ...бросить своих домашних на произвол судьбы, променяв их на пошлые удовольствия большого света? Дорогая, ничто не ускользает от твоего внимания! — Под его брезгливым взглядом Линди вдруг почувствовала себя мелочной и подлой. — На самом деле к тому времени отец умер. Ему просто не хотелось жить после того, как он потерял ферму. Может, если бы жива была мама...
— Прости. Я не знала...
Что могла она еще сказать? Но нельзя ему сочувствовать, это слишком опасно!
— Да что ты говоришь? А ведь только что ты разглагольствовала о моем прошлом с полным знанием дела.
— Я знаю достаточно, — натянуто возразила она. А достаточно ли? Впервые Линди усомнилась в том, что располагает всеми данными, чтобы судить его. Нет, нельзя быть такой доверчивой! Его поступку не может быть оправдания! Разве она не видела, как умело он манипулирует всей съемочной группой? А уж ее-то одну охмурить для него — детская игра!