Ее лицо просветлело.

– Очень хорошо. Мы уже покрасили стены, повесили новые картины и живые растения, переоборудовали кухню. Осталось только дождаться, когда привезут новые кресла, и все будет готово.

Сейчас Габриэлла была так же воодушевлена как он, когда открывал «Грешемс» в Нью-Йорке, думал Руфус, восхищаясь ее трудолюбием.

– Ты собираешься открыть его в понедельник, как запланировано? – поинтересовался он.

– В субботу, – ответила Габриэлла. – Я хочу привлечь как можно больше субботних покупателей в надежде на то, что они будут приходить каждую неделю, – пояснила она.

Отличный маркетинговый ход, с одобрением подумал Руфус, зная, что в выходные в «Грешемс» было больше покупателей, чем в начале недели.

Это напомнило ему о том, что он на целую неделю забросил дела здесь, в Лондоне.

Поставив стол пустую кофейную чашку, он взял кипу бумаг, которые просматривал до прихода Габриэллы.

– Мне нужно сделать несколько звонков, а затем я поеду в «Грешемс». Ты будешь вечером дома?

Какой вежливый, нахмурившись, подумала Габриэлла, пытаясь разобраться в их новых отношениях. Интерес Руфуса к ресторану и вопрос о ее планах на вечер были полностью неожиданными.

– Конечно, – настороженно ответила она. – Где еще я могу быть?

Он поднял брови.

– Я только спросил, Габриэлла.

– Почему? – Она все еще хмурилась.

Руфус печально улыбнулся.

– Потому что хочу знать, будет ли моя жена ужинать вместе со мной сегодня вечером.

Вернувшись, он ни разу не упомянул о Тоби, не спросил, встречалась ли она с другими мужчинами. Почему?

Наверное, он думал, что она все равно ему солжет.

– Я буду дома, – заверила она его, – а вот где будешь ты – это другой вопрос.

Руфус прищурился.

– Что это значит?

Она пожала плечами.

– То, что тебя не было целую неделю. Должно быть, у тебя есть… э-э… друзья, которые хотят тебя видеть.

Удивительно, но, перед тем как пожениться, они даже не обсудили, есть ли в жизни каждого из них другие отношения. У Габриэллы на тот момент никого не было, но насчет Руфуса она не могла быть полностью уверена.

Пока он был в Нью-Йорке, она много думала о подобных вещах и пришла к выводу, что в его жизни была другая женщина.

Руфус понятия не имел, что происходило в голове у Габриэллы. Ее фиолетовые глаза были непроницаемыми, но он уловил намек, скрывающийся за ее словами.

– На данный момент у меня нет никаких «друзей», Габриэлла. – заверил ее он. – Моей жене это могло бы не понравиться, – насмешливо добавил он.

– Как будто тебя это остановило бы! – съязвила она.

Габриэлла снова хотела с ним поссориться, но он был не в настроении делать это сейчас, когда в его памяти были живы воспоминания о прошлой ночи. У него осталось слишком много неотвеченных вопросов о ней, и он боялся ее спугнуть.

Поэтому Руфус решил, что ему лучше уйти, пока они не наговорили друг другу обидных слов.

– Мне нужно сделать несколько звонков, – сказал он, поднимаясь. – Мы можем поговорить вечером, если хочешь.

Габриэлла сама не знала, чего хочет. Такой спокойный, любезный Руфус приводил ее в замешательство.

Прошлой ночью они отдавались друг другу без ограничений и запретов. Утром Руфус разговаривал с ней так, словно действительно интересовался ее делами и дорожил ее мнением.

Она еще никогда его таким не знала!

– Да, кстати, – Руфус остановился в дверях, – мне сообщили, что по возвращении в Лондон я должен связаться с Дэвидом Брьюстером. Ты случайно не знаешь, о чем он хочет со мной поговорить?

Габриэлла напряглась. Дэвид Брьюстер звонил Руфусу на днях? То есть после того, как она подписала документ, в котором отказалась от всего в пользу Руфуса, за исключением ресторана «Габриэллас»?

– Понятия не имею, – солгала она, надеясь, что ей удастся поговорить с Брьюстером раньше его.

Договор был составлен и подписан в конфиденциальной обстановке, но Дэвид Брьюстер не одобрял ее решение. Он пытался отговорить ее, убедить, что Джеймс добивался вовсе не этого.

Дэвид Брьюстер не был ее поверенным, но учитывая то, что он был знаком с условиями завещания, ей показалось логичным обратиться именно к нему.

Он не должен был нарушать конфиденциальность и все рассказывать Руфусу до окончания условленного срока.

По какой причине он решил так поступить?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Ну-ка, что у тебя там? – спросил Руфус, заглянув в спальню к дочери пожелать ей спокойной ночи.

Когда он сел на кровать рядом с Холли, та неохотно оторвалась от книги, которую увлеченно читала.

– Это книга о лошадях. Габриэлла купила мне ее сегодня в подарок, потому что я хорошо себя вела в твое отсутствие. Она сказала, что я должна сначала узнать, как заботиться о пони, прежде чем просить тебя купить его, – призналась девочка.

Руфус удивленно посмотрел на нее.

– Правда?

– Ммм, – нетерпеливо кивнула Холли, желая как можно скорее вернуться к чтению. – Габриэлла сказала, что когда она жила здесь в юности, она брала уроки верховой езды, и, если я захочу, она организует их и для меня.

– Правда? – спросил Руфус, понимая, что повторяется.

Но он был слишком удивлен, чтобы подбирать слова.

То, что Габриэлла выбрала для Холли книгу на интересующую ее тему, было само по себе удивительно, но организовать для его дочери уроки верховой езды… Это не входило в условия их сделки!

– Ммм, – повторила Холли. – Она обязательно с тобой об этом поговорит, – поспешно добавила она. – Пап, можно я буду брать уроки верховой езды? Габриэлла сказала, что могла бы договорится на воскресенье.

Отношение Холли к его жене за девять дней претерпело значительные изменения.

А может, сама Холли начала меняться? Похоже на то. Причем в лучшую сторону.

Но больше всего его удивило поведение Габриэллы. Зная, что он не привез дочери подарок, она купила ей книгу за хорошее поведение в его отсутствие. Именно так нужно было делать подарки, а не задабривать Холли, чтобы она не капризничала.

Кажется, Габриэлла больше понимала в воспитании детей, чем он.

– Не вижу причин для отказа, моя сладкая. – Руфус наклонился, чтобы поцеловать дочку и чуть не потерял равновесие, когда она обхватила руками его шею.

– Спасибо, папочка! Большое спасибо! – Ее глаза сияли от удовольствия. – Габриэлла сказала, что, если ты разрешишь, она отвезет меня в воскресенье на конюшню.