— Я хотел сказать — прекрасно! — Джонас поднял глаза и посмотрел на потолок, расписанный как ночное небо, с луной и звездами, мерцающими в темноте.
Остальная часть жилой зоны представляла собой открытое пространство, четыре стены были раскрашены по временам года. Весна была изображена яркими желтыми цветами и готовыми распуститься бутонами, лето — глубоким зеленым, соседствующим со всеми цветами радуги. Осень представляла собой спектр от золотого до красно-коричневого цвета, а зима была представлена красивым белым пейзажем.
Мебель повторяла все те же цвета: один стул — золотой, другой — терракотовый, диван — оранжевый. На деревянном полу лежало несколько маленьких белых ковриков, в углу стоял плазменный телевизор, о котором Мак как-то упоминала. Спальная зона находилась на возвышении трех ступеней. На кровати лежало покрывало, сшитое из разноцветных лоскутов, в другом конце комнаты Джонас увидел винтовую лестницу, ведущую, очевидно, в студию. Прямо напротив венецианского окна стояла наряженная елка, высотой до потолка. Ветки еле проглядывали сквозь огромное количество разноцветных шаров.
Джонас никогда не видел ничего столь необычного и красивого, как этот дом. Он был как и сама Мак — красивая и необычная.
— Неудивительно, что тебе не понравилась моя гостиная, — пробормотал он.
Мак поставила одну чашку кофе на чайный бамбуковый столик, а со своей уселась на диван, подобрав под себя ноги:
— Обычно я не хожу дома в джинсах.
— Студия прямо над нами? — Он взял чашку и сел в кресло терракотового цвета напротив нее.
— Если хочешь, я покажу.
— Ты обычно ее не показываешь? — полюбопытствовал Джонас, услышав, как неохотно она это предложила.
— Обычно нет, — кивнула Мак.
А сейчас она предложила это ему! Он не был уверен, была это привилегия или западня, но любопытство взяло верх.
— Давай после того, как допьем кофе.
— Может быть…
Мак не знала, что с ним делать. Она всего лишь пригласила Джонаса на кофе, потому что снова стала на него нападать, причем совершенно беспочвенно. И, стремясь хоть как-то загладить резкость своего поведения, предложила чашку кофе. Но теперь, в интимной обстановке своего дома, Мак боялась, что не справится с тем сексуальным притяжением, которое возникало при каждой их встрече.
Джонас отлично смотрелся в повседневной одежде, волосы слегка растрепались на ветру, правильные черты лица напоминали статую архангела Гавриила, которую Мак когда-то рисовала. А эти бездонные голубые глаза…
— Ты так и не сказал, сообщил ли в полицию о втором инциденте — и это всего за пару дней?
— Я их вызвал, — стал рассказывать Джонас. — Около часа назад приехали двое полицейских и осмотрели место. И если я правильно их понял, то они думают, что это подростки. Снос построек вокруг сделал твой дом незащищенным, и это обычное уличное хулиганство.
Мак была уверена, что Джонас правильно понял полицейских. Вот только правильно ли полицейские поняли обстановку?
— А что об этом думаешь сам? — поинтересовалась Мак.
— Я думаю, это что-то личное… — не стал скрывать своих сомнений Джонас.
— Надеюсь, мы не вернемся к истории с брошенным любовником? — Она усмехнулась.
— Я предпочту придерживаться теории с завистливым конкурентом.
— Может, это кто-то из твоих бывших любовниц, видевших нас вместе?
— Очень смешно! — бросил Джонас. — Я имел в виду другого художника, завидующего твоей славе, а не личные счеты, связанные со мной.
— Как ни крути, это может быть связано с нашими личными отношениями.
Джонас решил не вступать с ней в полемику по поводу их личных отношений.
— Я слышал, твоя выставка имела успех, — перевел он стрелку разговора.
— Слышал от кого? — встрепенулась Мак.
— Мак, можно я закончу мысль?
— Хорошо.
— Есть ли кто-нибудь, кого твой успех, скажем так, задевает?
— Нет! — решительно произнесла она.
Это снова отбросило его к мысли об экс-любовнике.
— Где ты была три дня?
— Прости?..
— Я спросил, где ты была последние три дня?
— Не вижу, каким боком это можно приплести к делу. — Мак поставила пустую чашку на столик.
— Граффити не намекает на то место, где ты была? — уточнил Джонас.
— Как это вообще возможно? Если тебе так хочется знать, я была у родителей в Девоне.
— Да, это не сильно нам поможет…
Он явно не ожидал такого ответа.
— Джонас, а где я, по-твоему, могла еще быть?
— Откуда мне знать? — Он бросил на нее испытующий взгляд.
Ее непонятный отъезд явно его зацепил. Но с чего бы это? В понедельник вечером Джонас четко решил, что не хочет иметь ничего с этой женщиной или с любой другой, которая так же неопытна.
Мак размышляла о том, что произошло между ними тем вечером. Но вряд ли стоило об этом думать, находясь с ним наедине, так близко…
— Мы ничего не добьемся этими разговорами, Джонас. — Она решительно встала.
— Это ты так вежливо намекаешь, что мне пора? — Он тоже поднялся.
— Или невежливо — трактуй как хочешь, — равнодушно сказала она.
То, что Джонас хотел, он сам себе запретил. Он не хотел покидать ее дом. Покидать Мак. Одна только мысль об одиноком времяпрепровождении в своей безликой квартире была ему неприятна.
Господи, ну что такого было в этой женщине? Почему ему так хочется с ней остаться?
— Ты когда-нибудь занималась дизайном чужих квартир? — задал он ей вопрос.
— Да нет. Только здесь и в доме родителей. А что?..
Джонас и сам не понимал, что делал. Последнее, что он хотел, так это чтобы в его квартире были напоминания об этой женщине.
— Да так, ничего. Спросил для поддержания разговора. Ты права, мне пора.
Он поставил чашку на стойку.
Мак стояла у двери и наблюдала, как Джонас натягивает куртку на широкие плечи, как застегивает молнию. Взгляд ее невольно скользнул ниже — джинсы ловко обтягивали его длинные ноги… А она-то, дурочка, надеялась, что три дня у родителей заставят ее забыть об этом мужчине!
Какая наивность!
Сейчас, глядя на него, она почувствовала, как ее пульс участился и жар растекся по всему телу. Мак с ужасом поняла, что не может заставить себя не думать о нем. Она облизнула губы, стараясь, чтобы он этого не видел.
Джонас подошел к ней.
— Мне правда нужно по магазинам, иначе даже ужин не смогу приготовить, — отчаянно произнесла она первое, что пришло в голову.