– Б…дь! – сказал Шмель. – Ты же мне прическу испортил!
– Повторяю вопрос, – невозмутимо, не повышая голоса, произнес Матвей. – Почему не вернулся…
– Сам виноват, – буркнул Юрий Степанович, внезапно осознавая, что гости не шутят и способны на все. – Увлекся, ушел в отрыв от группы…
– Балуев профессионал не тебе чета, – покачал головой Матвей. – Он никогда не увлекается во время работы. Чья была идея оставить его там во время захвата Шароева?
Шмель хотел было поведать заведомо согласованную с Ибрагимовым легенду, но снова наткнулся на пронизывающий синий взгляд молодого человека и понял, что делать этого не следует. Проворчал нехотя:
– Командира группы.
– Ибрагимова то есть?
Шмель дернулся.
– Точно, мы из одной конторы! Откуда вы знаете такие подробности? – Майор заторопился, увидев слегка сдвинутые брови гостя. – Его, Ибрагимова. Он получил по рации приказ свернуть операцию, но все уже было подготовлено, и мы решили…
– Подставить Балуева, чтобы уйти самим.
Шмель покосился на Горшина, застывшего у окна спиной к нему.
– Он начал своевольничать, поцапался с Тамерланом из-за бабы… от такого всего можно ожидать. Пожертвовав им, мы сохранили команду.
– Как он оказался в плену у президентской охраны?
– Не знаю…
Снова тусклый блик пересек комнату, и сякэн пробороздил плечо майора, заставив его вскрикнуть.
– Повторить вопрос?
В глазах майора зажглась ненависть.
– Он… отбился, сел в машину, но поехал не на окраину города, а в центр, вломился прямо во дворец президента… Так нам передали оттуда. Это все, что я знаю.
– Похоже, он действительно больше ничего не знает, – обернулся Тарас.
– Он должен знать главное – зачем Ибрагимову, а точнее, Ельшину понадобилось подставлять Балуева. – Матвей опустился на корточки перед голым человеком на полу, по коже которого внезапно побежали мурашки, проговорил медленно и четко: – Майор, у тебя нет выбора. Или ты живешь, или…
Юрий Степанович проглотил ком в горле, силясь отвернуться от пронзительно-сверлящих глаз парня, не смог и промычал:
– Мы оставили там визитки «чистилища»… Балуев должен был сыграть роль «чистильщика» и дезориентировать чеченцев… мертвый. Но Тамерлан промазал…
Некоторое время Матвей не снимал тяжести своего окончательно заледеневшего взгляда с начавшего потеть майора, встал, отвернулся, кивнул Горшину.
– Я услышал все, что хотел. Пошли.
– А он?
– Пусть живет. В скором времени за ним и так придет «Смерш».
Горшин послушно шагнул вслед за Соболевым, и тут же раздался ликующий вопль Шмеля:
– Стоять, суки! Руки за голову! Повернуться лицом!
Перехватчики повернулись. Шмель держал в руках пистолет-пулемет «клин», вынутый из тайника за батареей, и, оскалясь по-волчьи, поводил стволом из стороны в сторону.
– Ну, каратисты ё…е, с кого начинать?
– Может, попробуем пси? – задумчиво сказал Горшин.
Матвей кивнул, и оба они, усилием воли уходя в самад-хи-меоз, одновременно нанесли мощные парализующие удары по психике Шмеля. Открыть огонь майор не успел, потерял сознание от раппорта, нейтрализовавшего его волю. Выронив оружие, он осел на пол, глядя на своих врагов пустыми глазами.
– Такие, как он, убили мою жену, – тихо сказал Горшин.
Матвей не ответил, вспоминая памятный бой с майором в его кабинете на базе «Щита». История действительно повторялась – с некоторыми вариациями, но Закон обратной связи падал все быстрей, и соответственно ускорялись все события, прожитые Соболевым в прошлой жизни.
По лестнице застучали шаги: охранницы, проснувшись от крика шефа, спешили на помощь.
Тарас, вопросительно посмотрев на Матвея, вернулся в спальню и взял «глушак».
Президентский совет Исламской Республики Ичкерия, образованный по типу российского, заседал два раза в месяц. Решались на нем не самые важные государственные дела. Самое главное обсуждалось, когда президент Везирхан Шароев отпускал всех советников и оставлял двух человек: министра национальной безопасности Махмуда Солтанова и министра иностранных дел Салмана Борза. К этому ритуалу привыкли и чиновники, и журналисты, считая остающихся друзьями президента, но никто из них не знал, что трое самых главных людей государства представляют собой не только официальное правительство, но и неофициальное – Союз Трех Неизвестных, до момента выборов остававшихся в тени одиозных лиц, пришедших к власти в результате событий девяносто четвертого – девяносто седьмого годов. Да, они могли бы и дальше незаметно управлять своей небольшой державой, заняв должности экспертов или советников при крупных политических фигурах, которыми стали бывшие полевые командиры и особенно «непримиримые» – сторонники национального обособления. Однако после раскола Союза Девятнадцати в тысяча девятьсот девяносто первом году, происшедшего по причине кризиса власти среди Посвященных, повлекшего распад СССР и образование множества мелких Союзов, кардиналами – представителями чеченской нации овладела не только жажда власти, но и жажда признания их как лидеров. А обладая колоссальными денежными средствами, связями, поддержкой чиновников высшего эшелона власти в Москве, заинтересованных в получении сверхприбылей, и сторонников в Чечне, они легко выиграли выборы, став таким образом легитимными повелителями Чечни. Облаченные в Союзе Девятнадцати далеко не высшей степенью ответственности, стремились выйти на уровень мастеров координации, а когда это не удалось, добились абсолютной власти в своей маленькой республике, что возвышало их в собственных глазах и позволяло считать, что им доступно все.
Впрочем, они и в самом деле могли многое, став Посвященными II ступени Внутреннего Круга за довольно сомнительные заслуги объединения чеченской нации. И все же они были слишком самонадеянны и верили в свою исключительность.
– Ваха [18] , соратники, – оглядел смуглые, бородатые, бесстрастные лица кардиналов президент, носивший усики а-ля Дудаев. – Сегодня у нас одна важная проблема: выполнение воли иерархов. Все подготовлено к реализации их проекта «Кодирование Посвященного», осталось только ждать появления объекта.
– Он не придет, – угрюмо сказал седовласый Солтанов.
– Придет, – возразил Шароев. – Благородство, рыцарство и верность нынче не в чести, это правда, но Соболев – Воин Закона справедливости, он придет за своим другом.
– Будет обидно, если мы ошибаемся, – проворчал лысый и чернобровый Салман Борз, показав крепкие белые зубы. – Слишком много сил мы потратили на эту операцию.