Никто не ответил. Иван Сергеевич нахмурился, покосился на полковника, доставшего из кармана штатный «макаров», запахнул халат и встал.
– Пойду посмотрю. Твой телохранитель надежный?
– Не жаловался, профессионал. А что?
Ответить Панов не успел.
Дверь в кабинет распахнулась от сильного толчка, в проеме появился телохранитель Ивакина, похожий на привидение, бледный, с вытаращенными глазами, с пистолетом в руке. Направил ствол на Панова.
– Володя! – вскочил Ивакин. – В чем дело?!
Свирский выстрелил.
Пуля попала Панову в плечо, развернула и бросила на шкаф с книгами. Второй раз лейтенант выстрелить не успел, Ивакин выстрелил в ответ навскидку, попал телохранителю в руку. Пистолет Свирского выпал. Но это было еще не все.
За спиной лейтенанта возникла фигура человека в камуфляже, выстрелила в спину Свирскому, а когда Ивакин метнулся на пол и оттуда дважды выстрелил по ногам стрелка, его и Панова накрыл залп суггестора «удав».
Все поплыло перед глазами Бориса Ивановича, зрение его расфокусировалось, тело ослабело, стало студенистым и рыхлым, в голове зашумело, как от удара. Однако последним усилием воли он зажал в кулаке пистолет и выстрелил.
Он уже не видел, как пуля попала в голову раненому предыдущими выстрелами в ногу гостю, как тот упал, забрызгивая ковер и паркет кровью, как в кабинете возникла еще одна фигура, расстреляла лежащих генерала и полковника, затем склонилась над человеком в пятнистом комбинезоне, убитым Ивакиным. Выругалась, забрала из его руки «глушак» и в темпе покинула квартиру.
Ибрагимов торопился: поднятая Ивакиным стрельба всполошила соседей, те вызвали милицию, и наблюдатель команды «Стикс» по рации предупредил своего командира о появлении машины ОМОНа. В квартире бывшего директора ФСБ остались лежать пять тел. Панов, его жена Мария Александровна, лейтенант Свирский, убийца в камуфляже были мертвы, полковник Ивакин был еще жив. Пули Ибрагимова, выпущенные с близкого расстояния, попали ему в грудь, но встретили бронежилет, а пуля в голову (контрольный выстрел) лишь пропахала борозду на черепе, не пробив его.
Очнулся Ивакин уже в больнице спустя двое суток.
Тела он не чувствовал совсем, будто его не было. Голова существовала отдельно, как голова профессора Доуэля из романа Беляева, распухшая до пределов гигантской пещеры, в углу которой он лежал без движения целую вечность. И мысли в этой голове текли бесплотные, неосязаемо легкие, как струйки дыма, не задерживаясь ни на одном конкретном воспоминании.
Очень долго он не мог сосредоточиться и понять значение тусклого стеклянного блика перед глазами, пока гигантским усилием воли не сфокусировал-таки наконец зрение и не понял, что перед ним на полу пещеры стоит бутылка пепси-колы. Но и после этого открытия мозг долго сопротивлялся попыткам сознания собрать воедино тело, голову и душу, отделенные друг от друга неизвестным палачом. Память заработала в пробуждающемся ритме, когда бутылка с напитком упала, сбитая неловким движением руки, жидкость из нее вылилась на пол и внутрь бутылки заползла невесть как попавшая в пещеру оса…
Он вспомнил пси-атаку пентарха, падение в черный тоннель беспамятства, удар и жуткое ощущение рассыпающегося на стеклянные осколки тела. Голова откололась и нырнула в другой черный тоннель, как в колодец, с плеском погрузившись в зыбкое бездонное болото боли…
Только теперь Матвей обозрел это зыбкое бездонное «болото» фрустированной психики, в которое его загнала пси-атака пентарха, слез с островка последнего эмоционального убежища, где отсиживалась едва не распавшаяся окончательно воля, преодолел «болото» вброд и с трудом выбрался на твердый берег сознания…
Язык, сухой и растрескавшийся, как пласт такыра, не повиновался, но Матвей все же выговорил странно звучащую фразу: «Га-эл-лха-ман», – мантру подкачки энергии в сердечную чакру, и уже через полминуты почувствовал себя значительно лучше. Сел, опираясь спиной о стену «пещеры», которая вовсе пещерой не была. Гарбхагриха – пришел на ум эзотерический термин, означающий святая святых индуистского храма – небольшое квадратное темное помещение, над которым возвышается основное тело храма – вимана, понимаемая как мировая ось. Обычно гарбхагриха совершенно закрыта и недоступна даже монахам (кроме настоятеля) и символизирует этим абсолютную божественную ценность, не воспринимаемую простыми смертными. Неужели Шароев соорудил себе под дворцом такую камеру? И теперь Матвей замурован в ней?!
Но нет, чувствуется ток свежего воздуха, слабенький, правда, однако говорящий о присутствии здесь вентиляционного колодца или двери.
– Га-эл-лха-ман, – проговорил Матвей нараспев, чувствуя нарастающий приток сил. Усмехнулся в душе: пентарх ошибся, посчитав, что сломил его, убил волю, внедрил в психику закон подчинения, то есть закодировал. Да, его пси-атака разрушила динамическую пространственно-волновую структуру энергетической оболочки Соболева, деформировала силовой каркас, фрустировала сознание, десинхронизировала личность, но изменить глубинное состояние психики – душу Матвея не смогла. И все же Матвей вынужден был констатировать, что пентарх оказался сильнее. Правда, ему помогли кардиналы Союза Трех, опиравшиеся на чеченский эгрегор, а сам Матвей не учел этой возможности, пребывая в слепой уверенности, что справится один. Он ошибся. Самоуверенность, пренебрежение, недооценка соперника… неужели он становится похожим на кардиналов Союза Неизвестных, чья кровь разбавлена высокомерием и крайним самомнением? Или это вообще порок всех Посвященных?..
В памяти всплыла сцена в кабинете президента Ичкерии…
– Я мог бы и не появляться здесь, – сказал пентарх, вернее, авеша пентарха – его проекция на личность Везирхана Шароева, – потому что ты стандартен, как и все люди, потомки Инсектов, раз удалось рассчитать твое поведение вплоть до появления в моих владениях. Однако стало любопытно: так ли ты опасен, как утверждают слухи. Вот я и решил поглядеть.
– И каковы ваши впечатления? – вежливо спросил Матвей, ощущая, как переливается и бурлит сила сидящего перед ним человека.
– Кое-что ты умеешь, судя по контактам с моими коллегами. – Шароев бросил взгляд на угрюмо-злобную физиономию лысого министра безопасности. – Но на роль Мастера Мастеров не тянешь. Теперь я хотел бы выяснить, что нашел в тебе инфарх, якобы избравший тебя своим преемником.
– Я не знаю планов инфарха, он меня в них не посвящал, – равнодушно сказал Матвей. – В принципе я готов стать реализатором закона невмешательства иерархов в дела людей, в бытие «запрещенной реальности», что провоцирует Монарха Тьмы на новые эксперименты. Но вы продолжаете вмешиваться в нашу жизнь, поэтому приходится отвечать адекватно.
Шароев начал «гудеть и светиться», то есть излучать в инфра– и радиодиапазонах. Проекция пентарха перестроила пространственно-волновые оболочки и связи кардинала и наполнила его тело энергией. Первый его «фехтовальный» выпад в пси-диапазоне был прощупывающим, легким, касательным, но и от этого «легкого» удара завибрировал весь защитный силовой каркас Матвея, так что он почувствовал на короткое время дурноту и слабость. Но и тогда у него оставалась уверенность в своих силах и надежда на мирное решение конфликта.