Упустив добычу в Рязани и не догнав ее на трассе, Ибрагимов навлек на себя такой взрыв неистового гнева Ельшина, что готов был землю рыть, чтобы отыскать беглецов в Москве. Поэтому начал он поиски сразу в нескольких направлениях: для выхода на Балуева – через генерала Первухина, для розыска Соболева – через генерала Дикого, а остальных решил достать с помощью сил Московского угрозыска, который тоже получил ориентировку на розыск Парамонова, Балуева, Соболева и Митиной.
Первухин «сорвался». Начальник Управления специальных операций сам имел спецподразделение, подобное ибрагимовскому «Стиксу», и перекрыл все подходы к собственной персоне. Зато дал показания генерал Дикой, находившийся на лечении в больнице на Тимирязевской, которая принадлежала ФСБ и охранялась солдатами внутренних войск. Уверенный в своей безопасности, начальник военной контрразведки не предпринял особых мер охраны, посчитав дежурившего круглосуточно (со сменой через восемь часов) телохранителя достаточной гарантией защиты. Ибрагимов, хорошо зная систему охраны больницы, имея доступ к монитору сигнализации, разработал план и реализовал его ночью, успешно использовав для этой цели гипногенератор «удав».
Обезвредив охрану, майор с тремя оперативниками проник в здание больницы (сигнализацию палат отключили другие бойцы «Стикса»), убил не спавшего в это время телохранителя генерала, готового открыть стрельбу, хотя мог бы оставить его в живых, и ворвался в одноместную палату, где спал Дикой.
У генерала были хороший слух и реакция, он услышал шорох и приготовился начать сопротивление, мгновенно скатившись на пол с кровати, но Ибрагимову было не до состязаний в силе, ловкости и знании приемов борьбы, поэтому он сразу выстрелил в генерала из «глушака». После этого допрос раненого не составил особого труда.
Дикой, правда, не смог сообщить, где в данный момент находится Матвей Соболев, «главная ударная сила» военной контрразведки, но дал адреса и телефоны явочных квартир, где мог проживать ганфайтер «Смерша». Удалось узнать Ибрагимову и о принятых «Смершем» мерах по расследованию деятельности генерала Ельшина, пресечь которые было уже невозможно, слишком далеко зашло дело и слишком много людей было втянуто в расследование.
– Генералу это не понравится, – процедил сквозь зубы помощник Ибрагимова лейтенант Свирайло. – Пахнет жареным.
– Пожалуй, – раздумчиво посмотрел на него майор. – Кажется, Серега, наступила пора менять хозяина. Этот долго не продержится. Но прежде мне все-таки хотелось бы найти этого сукина сына, заварившего кашу.
– А с ним что делать? – кивнул на Дикого Свирайло.
Ибрагимов перевел взгляд ничего не выражающих глаз на лежащего навзничь генерала, в пустых широко открытых глазах которого, устремленных в неведомые дали, отражались фонари, освещавшие снаружи здание больницы.
– Рисковый был мужик, – вздохнул майор, пряча «глушак» в кобуру под мышку. – Любил поиграть в справедливость. Выключай его.
Лейтенант шагнул к больничной кровати, левой рукой зажал рот генерала, а правой вонзил ему в грудь длинный узкий кинжал – баллок. Тело Дикого выгнулось дугой, опало, руки сжались в кулаки, медленно разжались, дернулись ноги…
Ибрагимов окинул равнодушным взглядом комнату и, прежде чем выйти, бросил на труп Валентина Анатольевича визитку «чистилища».
О том, что больницу посетил популярный в народе «Стопкрим», стало известно только утром, спустя три часа после убийства пациента и его телохранителя.
Ибрагимов же продолжал действовать, не теряя ни минуты.
Прямо из больницы его люди помчались по адресам, выясненным в ходе допроса Дикого, и на одной из квартир у метро «Тульская», на Варшавском шоссе, застали врасплох двух квартирантов: десятилетнего мальчишку по имени Стас и красивую девушку, которую звали Ульяна.
Нападение оказалось столь неожиданным и внезапным, что Ульяна, хотя и поймала сдвиг потока внимания к себе лично (хотя скорее к квартире) за минуту до вторжения, почти ничего предпринять не успела. Успела только позвонить Горшину, у которого остановились Иван Терентьевич и Василий, и сказать четыре слова: «Тарас, к нам пришли…»
В то же мгновение сорванная с петель взрывом дверь выпала на лестничную площадку, в квартиру стремительно ворвались пятнистые бойцы «Стикса», и майор Ибрагимов, не желая рисковать собственной жизнью, разрядил «глушак» в фигуру в белом, застывшую в прихожей с трубкой телефона в руке.
Конечно, Ульяна отбила гипноатаку «глушака», хотя излучение суггестора и погрузило ее в состояние грогги – состояние боксера после пропущенного нокдауна. Однако, мгновенно проанализировав ситуацию, она не стала сопротивляться (мог пострадать Стас), а сделала вид, что подчинилась излучению, способному сломать волю кому угодно, только не Посвященному Внутреннего Круга. И на вопросы отвечала вполне «искренне», корректируя ответы в соответствии с тем, что хотел услышать главарь налетчиков.
Ибрагимов узнал главное: Соболев ранен и где-то лечится. Где – знает только его друг Василий Балуев, также находившийся в розыске и имевший квартиру в районе Савеловского вокзала. Сведения, относящиеся к личности захваченных (кто, откуда, почему находятся здесь, какое отношение имеют к хозяину), майор главными не считал, но запомнил и на вопрос лейтенанта: «А этих теперь в расход?» – ответил:
– А эти теперь побудут у нас в заложниках, пока не поймаем Балуева и Соболева. Отправь их на вторую базу.
– Лично?
– Не понял.
– Побаловаться с этой подругой можно? Больно уж баба красивая.
– Побалуешься позже. Сейчас мы идем по другим схронам контрразведчиков, время до утра еще есть, может, успеем отыскать обоих.
Ульяна прекрасно слышала разговор и на жест лейтенанта никак не прореагировала: Свирайло потискал ее грудь, провел рукой по бедрам, после чего майор дал команду уходить. Соседям Соболева, выскочившим на грохот взрыва, он коротко сообщил, что ОМОНом задержаны «опасные преступники», и посоветовал в милицию не звонить, она и так в курсе событий.
Горшин, Парамонов и Балуев примчались на квартиру Соболева спустя четверть часа после ухода «Стикса». Их встретили взволнованные, обсуждавшие случившееся жильцы из соседних квартир, разбитая металлическая дверь, беспорядок в прихожей и следы обыска во всех комнатах. Ульяна и Стас исчезли. И хотя соседи сообщили, что мальчика и девушку увели «омоновцы», то есть они были живы, настроение всех троих эта новость не подняла. Больше всех переживал Василий, кляня себя за то, что не настоял на своем и не остался ночевать.
– Где их теперь искать? – сквозь зубы сказал он, когда они сошли вниз и сели в горшинский «Понтиак».
– Найдем, – попытался его успокоить Иван Терентьевич. – Ульяна – не иголка, а Москва – не стог сена. Найдем.
– Кто это был, по-твоему? – глянул Вася на Горшина, севшего за руль.
– «Стикс», – коротко ответил Тарас, выезжая со двора.
– Откуда такая уверенность? А если это была команда Рыкова?