Большой Джим надавил на шею Картера под подбородком. Холодная липкая от крови кожа, никакого пульса. Естественно, никакого. Парень мертв. Мертв уже двенадцать часов, а то и дольше.
— Ты обедаешь с твоим Спасителем, сынок, — прошептал Большой Джим. — Ростбиф и картофельное пюре. Яблочный пирог на десерт.
От этих слов ему стало спокойнее. Он пополз за фонариком, а когда услышал за спиной какой-то звук — возможно, движение руки, скользящей по бетонному полу, не оглянулся. Ему нужно покормить генератор. Заглушить это А-А-А-А-А-А-А.
Когда Большой Джим доставал из хранилища один из пяти оставшихся баллонов, его сердце вновь сбилось с ритма. Он сидел у открытого люка, ловя ртом воздух, пытаясь кашлем заставить сердце забиться ровно и молясь, не отдавая себе отчета, что молитва его — череда требований и оправданий: заставь его успокоиться, это не моя вина, вытащи меня отсюда, я делал все, что мог, старался вернуть все на круги своя, меня подвели неумехи, излечи мое сердце.
— Ради Иисуса, аминь, — закончил он. Но звук этих слов только нагнал страху, вместо того чтобы успокоить. Слова дребезжали, словно кости в могильном склепе.
К тому времени, когда его сердце немного успокоилось, смолк и напоминающий стрекотание цикады гудок тревоги. Закончился пропан в баллоне, подсоединенном к генератору. Если бы не луч фонаря, в спальной комнате атомного убежища царила бы такая же темнота, что и в большой: последняя лампа аварийного освещения давно погасла. Снимая пустой баллон и ставя полный на металлическую платформу позади генератора, Большой Джим смутно вспомнил, как поставил резолюцию «ДЕНЕГ НЕ ВЫДЕЛЯТЬ» на заявке о поддержании работоспособности систем жизнеобеспечения атомного убежища, которая легла на его стол годом или двумя раньше. Вероятно, в этой заявке упоминалась и замена аккумуляторных батарей для ламп аварийного освещения. Но он не мог себя в этом винить. Городской бюджет располагал ограниченными средствами, а люди всегда тянули руки: покорми меня, покорми меня.
Элу Тиммонсу следовало сделать это по собственной инициативе, сказал себе Большой Джим. Господи, неужели это так много — проявить инициативу? Разве не за это получают деньги люди, отвечающие за техническое состояние здания, где работают? Эл мог бы пойти к лягушатнику Берпи и попросить его, ради всего святого, пожертвовать аккумуляторные батареи для города. Я бы поступил именно так.
Он подсоединил полный баллон к генератору. Тут его сердце снова забарахлило. Рука дернулась, и фонарик полетел вниз, в хранилище, где ударился об один из остававшихся там баллонов. Стекло разбилось, и Большой Джим вновь оказался в кромешной тьме.
— Нет! — проревел он. — Нет, черт побери, НЕТ! — Тишина и темнота давили на Большого Джима, сердце сжималось и трепыхалось. Предавало его. — Ничего страшного. В другой комнате есть еще фонарик. И спички. Мне только нужно их найти. Если Картер сложил все в одном месте, я их сразу разыщу.
А он, Большой Джим, переоценил мальчика. Думал, что Картер подает надежды, но в конце оказалось, что это отработанный материал. Ренни рассмеялся, тут же заставил себя замолчать. В темноте смех только пугал.
Ладно, теперь запусти генератор.
Да. Правильно. Генератор — забота номер один. Он проверит надежность соединения с баллоном, как только генератор заработает и начнется очистка воздуха. А уж потом найдет еще один ручной фонарик, а может, и лампу Коулмана. Тогда ему хватит света, когда подойдет срок очередной замены баллона.
— Это главное. В нашем мире, если хочешь, чтобы что-то было сделано правильно, берись за дело сам. Спросите Коггинса. Спросите эту смутьянку Перкинс. Они знают. — Ренни рассмеялся. Ничего не мог поделать, слишком уж эти воспоминания грели душу. — Они выяснили. Нельзя дразнить большую собаку, если у тебя маленькая палка. Нет, сэр. Ни-ког-да.
Он ощупал генератор в поисках кнопки-стартера, нашел, нажал. Ничего не изменилось. И внезапно воздух в комнате загустел.
Я нажал не на ту кнопку, ничего больше.
Он знал, что это не так, но верил в обратное, потому что очень хотелось верить. Подул на пальцы, как делают некоторые игроки в надежде разогреть холодную пару костей. Потом вновь принялся ощупывать генератор, снова нашел кнопку-стартер.
— Господи, это Твой слуга, Джеймс Ренни. Пожалуйста, позволь этой трехнутой рухляди завестись. Я прошу во имя Твоего Сына, Иисуса Христа.
Он нажал на кнопку-старгер.
Ничего.
Ренни сидел в темноте, опустив ноги в хранилище баллонов, стараясь подавить панику, которая готовилась наброситься на него и сожрать живьем. Следовало хорошенько подумать. Другого способа выжить не было. Но так трудно собраться с мыслями, когда вокруг темень, а сердце готово отказать в любую минуту.
А что самое худшее? Все, что он сделал, все, ради чего работал тридцать лет, казалось теперь чем-то совершенно нереальным. Как и люди по другую сторону Купола. Они ходили, разговаривали, ездили на автомобилях, даже летали на самолетах и вертолетах. Но все это к реальной жизни, жизни под Куполом, не имело никакого отношения.
Возьми себя в руки. Раз Бог не помогает тебе, помоги себе сам.
Ладно. Первая задача — свет. Подойдут и спички. Что-то обязательно найдется на полках в соседней комнате. Он будет все ощупывать — медленно, методично, — пока не найдет. А потом он отыщет аккумуляторную батарею для генератора. Батареи есть, он в этом уверен, потому что ему нужен генератор. Без генератора он умрет.
Допустим, ты запустишь генератор? Что произойдет после того, как закончится пропан?
Да ладно, что-нибудь переменится. Он не собирался здесь умирать. Ростбиф с Иисусом? Эту трапезу он мог и пропустить. Если его не посадят во главу стола, ему там вообще нечего делать.
Эта мысль вызвала у него смех. Медленно и осторожно он двинулся к двери, которая вела в большую комнату. Вытянул руки перед собой, как слепец. Через несколько шагов добрался до стены. Пошел направо, касаясь стены кончиками пальцев, и… ага! Пустота. Дверной проем. Хорошо.
Он миновал его, двигаясь более уверенно, несмотря на темноту. Эту комнату Ренни помнил хорошо: полки с каждой стороны, диван впереди…
Он споткнулся об этого ёханого мальчишку и упал. Ударился лбом об пол и закричал — больше от удивления и ярости, чем от боли, потому что ковер смягчил удар. Но, Господи, между ногами оказалась рука мертвеца. И она вроде бы ухватила его за яйца.
Большой Джим поднялся на колени. Пополз вперед, вновь ударился головой, на этот раз о диван. Снова вскрикнул, залез на диван, подтянул ноги, как человек, сидя на плоту, вытаскивает ноги из воды, осознав, что вокруг полно акул.
Лежал, дрожа всем телом, говоря себе, что надо успокоиться, он должен успокоиться, а то допрыгается до инфаркта.
«Когда вы чувствуете аритмию, вам нужно сосредоточиться на себе и делать долгие, глубокие вдохи», — сказал ему хипповый доктор. Тогда Большой Джим подумал, что это муть, но теперь — раз уж верапамила нет — не оставалось ничего другого, как попробовать.