— Да, и «Горе тебе, Вавилон». [42] Место это наводит тоску. Фотографии Пита напомнили мне бункер фюрера перед самым концом войны. Там кладовая — полки и полки, заставленные банками консервов, и полдесятка коек. А также кое-какое оборудование, предоставленное федеральным правительством. В том числе и счетчик Гейгера.
— После пятидесяти лет хранения у консервов особо отменный вкус.
— Консервы постоянно заменяются на новые. И очень часто. Проверьте городские финансовые отчеты, и вы увидите, что каждые четыре года какие-то деньги идут на замену консервов. Раньше хватало трехсот долларов. Теперь — шестьсот. Имеется там и маленький генератор. Его установили после одиннадцатого сентября. В общем, считайте, что счетчик Гейгера у вас есть. — Она коротко глянула на Барби. — Разумеется, Джеймс Ренни считает здание муниципалитета, от чердака до атомного убежища со всем его содержимым, своей личной собственностью, поэтому захочет знать, зачем счетчик вам понадобился.
— Большой Джим Ренни этого не узнает.
Она приняла его слова без комментариев.
— Хотите поехать со мной в редакцию? Послушаете речь президента, пока я стану верстать газету. Могу сразу сказать, работа будет на скорую руку. Одна статья, полдюжины фотографий для местного потребления, никакой рекламы осенних распродаж в «Универмаге Берпи».
Барби задумался над этим предложением. Завтрашний день ожидался трудным. Предстояло не только готовить пищу, но и задавать вопросы. Приниматься за прежнюю работу и, возможно, использовать прежние методы. Следовало хорошенько отдохнуть. Но он все равно вряд ли уснет, вернувшись в свою квартирку над аптечным магазином.
— Хорошо. Кстати, я обладаю всеми необходимыми навыками офисного работника. А еще могу сварить крепкий кофе.
— Мистер, вы в деле. — Она подняла правую руку, и Барби шлепнул своей ладонью по ее пятерне. — Могу я задать еще один вопрос? Не для печати?
— Конечно.
— Этот фантастический генератор. Вы его найдете?
Барби все еще думал, когда она остановилась перед домом, нижний этаж которого занимала редакция «Демократа».
— Нет, — наконец ответил он. — Это был бы слишком легкий выход из положения.
Она вздохнула и кивнула. Потом схватила его руку.
— Как думаете, если я помолюсь за ваш успех, это поможет?
— Точно не повредит.
В День Купола в Честерс-Милле функционировали только две церкви, и обе предоставляли услуги под протестантским брендом (хотя общего у них было куда меньше, чем различий). Католики ездили в церковь Девы Марии Безмятежных Вод в Моттоне, а десяток евреев, если ощущали необходимость в духовном утешении, — в синагогу Бет Шалом в Касл-Роке. Когда-то в Милле работала и унитарианская церковь, но в конце восьмидесятых она приказала долго жить из-за отсутствия прихожан. Все сходились на том, что ее отличало очень уж хипповое отношение к духовным проблемам. Теперь это здание занимал магазин «Новые и подержанные книги».
Оба пастора Честерс-Милла в тот вечер преклонили колени (Большому Джиму Ренни очень нравилось слово «коленопреклоненные»), но способом обращения к Господу, настроением и ожиданиями они отличались, как небо и земля.
Преподобная Пайпер Либби, которая обращалась к своей пастве с кафедры Первой Конгрегациональной церкви, больше не верила в Бога, хотя и не делилась этим фактом с прихожанами. Лестер Коггинс, с другой стороны, верил как мученик или безумец (возможно, эти два слова означали одно и то же).
Преподобная Либби, все еще достаточно красивая, чтобы в свои сорок пять выглядеть привлекательной, преклонила колени перед алтарем в почти кромешной тьме (генератором церковь Конго не обзавелась), а Кловер, ее немецкая овчарка, лежал позади нее, уткнувшись носом в лапы и прикрыв глаза.
— Привет, Которого-нет. — В последнее время она именно так называла Бога, оставаясь с ним наедине. В начале осени звала его Великий-наверное. Летом — Всемогущий-возможно. Последнее имя ей особенно нравилось. Звучало красиво. — Тебе известна ситуация, в которую я попала. Ты должен знать, я достаточно часто обсуждала ее с Тобой, — но сегодня я хочу поговорить не об этом. И Ты, наверное, этому рад. — Она вздохнула. — У нас катастрофа, мой Друг. Надеюсь, Ты понимаешь, что произошло, потому что я, к сожалению, нет. Но мы оба знаем, что завтра это место заполнится людьми, которые в час беды обратятся за содействием к Небесам.
Тишина царила как в церкви, так и за ее стенами. «Слишком тихо», как говорили в старых фильмах. Случалось ли на памяти Либби, чтобы Милл так затихал субботним вечером? Ни шума транспорта, ни грохота барабанов одной из рок-групп, которые по субботам играли в «Дипперсе» (на афише обязательно указывалось «ПРЯМИКОМ ИЗ БОСТОНА»).
— Я не собираюсь просить Тебя показать Твою волю, нет во мне больше убежденности, что у Тебя действительно есть воля. Но если каким-то чудом Ты все-таки здесь есть — такая вероятность существует, я с радостью это признаю, — пожалуйста, помоги мне сказать людям что-то нужное. Дать им надежду не на Небесах, а прямо тут, на Земле. Потому что… — Либби не удивилась, обнаружив, что уже плачет. Теперь она часто плакала, но всегда в уединении. Когда дело касалось священников и политиков, слезы на публике жители Новой Англии не одобряли.
Кловер, чувствуя ее печаль, заскулил. Пайпер повернулась к нему, велела лежать тихо, вновь обратила лицо к алтарю. Она полагала, что распятие — религиозная разновидность галстука-бабочки, логотипа «Шевроле». Какой-то человек увидел это изображение на обоях одного парижского отеля и воспользовался им. Настолько такой рисунок ему понравился. И если кто-то воспринимает подобные символы как божественные, значит, у него не в порядке с головой.
Тем не менее она продолжила:
— Потому что, я уверена, Ты знаешь, Земля — это все, что у нас есть. Я хочу помочь моим людям, тут двух мнений быть не может. Это моя работа, и я по-прежнему хочу ее выполнять. Предполагая, что Ты есть и что Тебе небезразлично — признаю, предположения шаткие, — прошу, пожалуйста, помоги мне. Аминь.
Она поднялась. Фонарь с собой не брала, но предполагала, что сумеет выйти наружу без синяков на голенях. В своей церкви она знала каждый пятачок. Любила эту церковь. И не питала иллюзий ни относительно глубины своей веры, ни относительно своей любви к самой религиозной идее.
— Пошли, Клов. Через полчаса выступит президент. Еще один великий Которого-нет. Мы сможем послушать его по радио в машине.
Кловер послушно последовал за ней. Вопросы веры его не занимали.
Чуть в стороне от Литл-Битч-роуд (прихожане церкви Христа Святого Искупителя называли ее исключительно дорогой номер три), под ярким электрическим светом, происходило куда более динамичное действо. Храму Лестера Коггинса принадлежал новенький генератор, с его ярко-оранжевого корпуса еще не соскребли транспортные наклейки. Стоял он позади церкви, в отдельном сарае, тоже выкрашенном оранжевой краской, рядом со складом.