— Может, ты и прав, только не стоит выдумывать всякую ерунду. Ларе мог быть плохим отцом, но он хороший человек. И не смей говорить о нем плохо!
— Твоя преданность отцу вызывает восхищение. Но, быть может, одним нечаянным взглядом, словом или поступком он задел тебя, и поэтому твоя жизнь сложилась вовсе не так, как могла бы?
— При чем тут я? По-моему, тут скорее надо вести речь о моей матери, это ей он разбил сердце, а не мне. Это ей он регулярно изменял на протяжении долгих лет и от нее, а не от меня, ушел, в конце концов, к другой женщине. И что это вообще за допрос посреди фойе общественного здания, да еще в столь поздний час?
— Ни я, ни кто другой не сможет помочь тебе, если ты не расскажешь.
— Доктор, излечи себя сам, черт побери! Если ты разбираешься в строительстве, это вовсе не означает, что ты имеешь право копаться в человеческих душах!
Дэймон равнодушно выслушал очередную отповедь Анны, подошел к ней сзади, положил ладони на плечи и стал медленно и нежно массировать напряженные мышцы. Девушка никак не прокомментировала его действия.
— Теперь лучше? — спросил он ее, поцеловав в шею.
Анна повернулась к Дэймону и вернула ему поцелуй, это вышло как-то само собой, безотчетно. Но уже в следующую секунду она обвила руками его сильную шею, таинственно улыбнулась и, закрыв глаза, откинула голову назад, ожидая поцелуя.
Анна чуть приоткрыла пухлые губы и вздохнула в предвкушении. Дэймон поцеловал уголок ее рта, коснулся губ, подбородка, шеи.
— Дэймон, — с придыханием шепнула девушка, — ты изводишь меня. Мне трудно устоять, очень трудно.
— Не стоит так торопиться, мы в общественном месте, — он нежно провел рукой по ее спине, стараясь унять ее волнение.
Анна лихорадочно перебирала пальцами пуговицы на рубашке Дэймона и целовала жесткую щетину на его подбородке.
— Просто волшебство какое-то! Милая, что с тобой?
Она легонько прикусила его нижнюю губу.
— Боже, Анна, я больше не могу ждать! — прошептал он.
Но Анна уже ничего не слышала и не понимала, она закрыла глаза и повисла на шее Дэймона. Ей казалось, ее ноги больше не могут держать вес ее тела, голова кружилась. Она порывисто дышала, будто после долгого бега.
— Ты трогаешь меня за живое, деточка! — пошутил Дэймон, когда она прильнула к нему всем телом.
«Тебя уже трогали мальчики, Энни, расскажи, как они тебя трогали», — всплыли в голове Анны слова отчима. Девушка поморщилась, резко открыла глаза и испуганным взглядом посмотрела на Дэймона.
— Что опять не так? — спросил он, когда увидел, как быстро побледнели ее щеки.
— Ты прав, нам не стоит торопиться. Ты отпустишь меня? — робко спросила она.
Его лицо напряглось, губы почти побелели.
— Можешь ненавидеть меня, Дэймон, — кротко произнесла Анна.
— Почему я должен ненавидеть тебя?
— Может быть, ты думаешь, будто я сознательно дразню тебя или насмехаюсь над тобой? Это не так.
— Я знаю. Но ты должна все объяснить.
— Дэймон, это сильнее меня.
— Анна, ты не должна думать, будто я возненавижу тебя за твою откровенность. Что бы ты не скрывала, ты должна рассказать мне это, в противном случае мне трудно будет все вынести. Еще секунду назад ты была готова стать моей, а теперь заставляешь меня теряться в догадках. Если бы все дело было только в моих чувствах… Но здесь в игру вступает физиология, понимаешь? И как прикажешь с этим справляться? Я понимаю, мы должны сначала стать близки духовно и только потом уже разделить постель, но для меня по-прежнему остается секретом, как я могу добиться твоего доверия? Как твои прежние возлюбленные добивались тебя?
— Мои прежние возлюбленные? О ком ты?
— О тех, с кем ты фотографировалась для глянцевых журналов, с кем встречалась, с кем была в близких отношениях. Я имею в виду твоих прежних любовников.
— У меня не было любовников, Дэймон.
— Но ты встречалась со столькими мужчинами! О многих твоих романах писали в газетах.
— Встречалась, выходила в свет, позировала перед фотокамерами, но не любила ни одного из них.
— Ты — девственница?
— С каких пор это стало приравниваться к преступлению?
Дэймон ничего не ответил.
— Я поеду в отель одна, — гордо произнесла Анна.
— Анна…
— Согласись, я совсем не та женщина, какой ты меня представлял. Очень жаль было тебя разочаровывать, Дэймон. Я не соблазнительница, не содержанка, не женщина-вамп, я просто человек, с которым приходится считаться. Мне очень жаль, что ты потратил на меня столько времени.
Анна долго пробыла в ванной. Она плакала в душе, потом в постели, а после от усталости провалилась в забытье. Когда же девушка проснулась, ее голова нестерпимо болела, а тело казалось чужим. Она еле встала с кровати и побрела в ванную. Взглянув на свое отражение, Анна пришла в ужас от синяков под глазами и от опухших, красных век. Она готова была снова расплакаться, но ее виски и так пульсировали болью.
Анна решила не распускаться. Она присела на край ванны и закрыла глаза, стараясь расслабиться. Девушка не сразу расслышала стук в дверь. Когда она поняла, что стучат в дверь именно ее номера, она открыла глаза и осторожно поднялась.
На пороге стоял официант.
— Ваш заказ, — хмуро произнес он.
— Мне кажется, вы ошиблись, я не могла ничего заказывать. Я еще и проснуться-то толком не успела, как видите.
— Мне поручили доставить заказ в номер сто пятьдесят восемь.
— Да, это мой номер.
— Ну вот: апельсиновый сок, кофе, яичница, черный хлеб, рогалики… — монотонно перечислял служащий.
— Это точно не мой заказ, потому что, если бы я сейчас что-то и заказала, это был бы зеленый чай и пара таблеток аспирина, — чуть слышно прошептала Анна, покачиваясь на дрожащих ногах, а в довершение всего сказанного зевнула.
Официант нахмурился, но промолчал, зато заговорил другой человек:
— Да, выглядишь ты с утра не лучшим образом. Если бы редакторы «Вог» увидели тебя в таком виде, плакали бы твои многомиллионные контракты.
Анна увидела Дэймона, он шел к ее двери. Подойдя к официанту, он сказал:
— И все-таки это ее заказ. Спасибо, вы можете идти.
— Если я выгляжу не лучшим образом, то чувствую я себя вообще ужасно, в том числе и благодаря тебе.
— Не верь мне, это я из вредности сказал. Ты всегда будешь самой восхитительной женщиной на свете.
Анна улыбнулась, ей вспомнились похожие признания Джека Бейли, когда он был еще относительно трезв.