Еще одна пара рук обняла меня сзади, и второе тело тесно прижалось ко мне. Не нужно было открывать глаза или чувствовать легкий аромат ванили, чтобы понять, что это был Натаниэль. Я знала это ощущение его тела рядом с моим. Знала ощущение, когда эти двое держали меня в объятьях.
К нам подошел еще кто-то. Я обернулась и увидела Черри. Она обхватила рукой обоих мужчин, и я поняла, что теперь она не выше Натаниэля.
- Что-то не так? - спросила она с беспокойством в темных глазах.
Что мне было на это ответить? Что я испугалась Олафа? Что мысль о том, что тот прикасался к моим ранам выводила меня из равновесия? Что мне было интересно, прикасался ли он к вывалившейся кишке, как мужчины обычно касаются груди? Что я и хотела, и не хотела этого знать?
За нами распахнулась дверь. Эдуард кивнул мне и пошел к двери. Он тихо заговорил, после чего вышел, чтобы поговорить с Олафом один на один, а может, просто хотел на какое-то время избавить меня от его присутствия. Как бы там ни было, я была ему благодарна. И, конечно, это позволяло мне пообщаться с оставшейся половиной его подкрепления.
Я глянула через плечо Мики и руку Черри на стоявшую в палате кровать. От боли лицо Питера стало таким, как когда я впервые его увидела, - более детским. Лежа подключенным к трубкам и аппаратам, он выглядел бледным и ужасно молодым. Когда я очнулась, системы контроля за моими жизненными показателями были уже отключены. Насколько же ему хуже, чем мне?
- Вряд ли я смогу объяснить, что не так, - ответила я Черри. Она сузила глаза. - Попозже попытаюсь, обещаю.
Черри нахмурилась, но отступила, словно знала, что я собиралась сделать. А может, и знала. Наверное, я сделала движение в сторону кровати, или повернулась так, словно собралась к ней подойти. Большинство людей не заметили бы этого, но с оборотнями все иначе. Я еще раз обняла Мику, на этот раз не так судорожно, и он меня поцеловал. То был нежный, неторопливый поцелуй. Если бы за нами не наблюдал Питер, я бы продлила его, но он наблюдал, а Эдуард в коридоре присматривал за большим и страшным парнем. Мне же достался не такой уж большой, зато в другом смысле довольно страшный. Я повернулась, чтобы взглянуть через плечо на Натаниэля. Он поцеловал меня в щеку, коснувшись ладонью другой щеки, чтобы наши лица оказались напротив. Я обернулась так, чтобы ему удобнее было меня поцеловать, но его поцелуй был самым осторожным и добропорядочным, какой я когда-либо от него получала. Я даже отпрянула, удивленно на него уставившись. Лавандовые глаза Натаниэля стрельнули через комнату в сторону кровати. Я и поняла, и не поняла намек. Почему-то присутствие Питера заставляло Натаниэля вести себя по-джентльменски, но я не могла понять, почему. Все же это просто поцелуй, а не секс. Я отбросила эту мысль в кучу точно таких же, весьма конфузных. Их было у меня так много, что я даже задумывалась, в какую бы клетку из запихнуть так, чтобы все эти непонятные вещи не захлестнули меня целиком.
Присмотревшись к Натаниэлю, я поняла, что он одет почти также как я, только футболка мужская, и оружия при нем нет. В целом, выглядели мы оба так, словно на танцульки собрались. Трудно упрекнуть того, кто подбирал тебе одежду, если он сам одет точно также. Впрочем, одежда - не наиглавнейшая из грядущих проблем.
Я сделала глубокий вздох и вышла из круга дружеских рук. Вышла из этого теплого круга, чтобы встретиться лицом к лицу с текущей конфузной ситуацией. Бледность Питера была не естественной, как моя или Эдуарда, и потому он казался белым, как полотно. Так всегда бывает после значительной кровопотери.
Я подошла к кровати. В тот момент мне больше улыбалась пообщаться с Питером, нежели с Олафом. Ну и кто из нас трус - я или Эдуард? Могу поспорить, что он согласился бы встречу с тысячей Олафов, чем с одним почти приемным сыном. Выражение лица Питера менялось по мере того, как я подходила ближе. Ему все еще было больно, но взгляд его привлекало вовсе не мое лицо. К тому времени, как я была у кровати, бледность его физиономии сменилась багряным румянцем.
- Питер, привет, - сказала я.
Он повернул голову так, чтобы взгляд был направлен в потолок. Очевидно, не был уверен, что удержится от разглядывания моей грудной клетки, и не знал, как я на это отреагирую. Я и сама не знала этого.
- Я думал, ты тоже ранена, - произнес он.
- Так и было.
Он посмотрел на меня, нахмурившись.
- Но ты на ногах. А я чувствую себя паршиво.
- Я и сама немного удивлена, если честно, - кивнула я.
Его взгляд снова начал соскальзывать к моему вырезу. Олаф псих и засранец, но в одном он был прав. Мужики будут таращиться, причем некоторые - сознательно, с хамскими целями, но к некоторым это не относилось. Такие, как Питер… ну, их взгляды моя грудь притягивает, словно магнит железо; просто привлекает внимание. Да, я непременно поговорю с Натаниэлем по поводу сбора вещей в больницу в следующий раз. В следующий раз, когда я снова загремлю в реанимацию без сознания. У меня даже тени сомнения не возникло в том, что это произойдет. Непременно произойдет, если только я работу не сменю. Мысль меня насторожила. Я что, подумываю о том, чтобы покончить с охотой на вампиров? Действительно ли я задумываюсь об этом, на самом деле? Может быть, может, и так. Я потрясла головой, загоняя эту мысль в клетку к ее беспокойным собратьям. Клетка уже наполнилась под завязку.
- Анита? - позвал Питер.
- Прости, задумалась.
- О чем? - Он продолжал пытаться установить контакт с моими глазами. Мне захотелось потрепать его по волосам и дать печенюшку за то, что он такой хороший мальчик. О господи, ну и настроение у меня сегодня.
- Честно говоря, я задумалась, хочу ли продолжать охотиться на вампиров.
Глаза Питера расширились.
- О чем это ты? Ведь это твоя работа.
- Нет, моя работа - поднимать зомби. Охота на вампиров - это что-то вроде побочной специализации. Иногда работа с зомби меня достает, но вампиры и дикие ликантропы все чаще отправляют меня в больницу. Может, я просто устала от того, что каждый раз, очнувшись, обнаруживаю на себе новые шрамы.
- Очнуться - хорошо, - произнес он, и его голос звучал неуверенно. Он больше не таращился мне в лицо или на грудь. Его взгляд устремился куда-то вдаль, с тем выражением на лице, какое бывает, когда видишь что-то неприятное и в какой-то переживаешь это.
- Ты решил, что ты уже не очнешься? - спросила я, стараясь, чтобы голос звучал мягко. Он посмотрел на меня расширенными глазами, выглядя потерянным и напуганным.
- Нет… я думал, что это все. Я думал… - Он запнулся, отводя взгляд.
- Ты думал, что умрешь, - закончила я за него.
Питер кивнул, поморщившись, словно от боли.