- Ты лжешь. Она назвала тебе причину.
Класс, он знает, что я соврала.
- Оборотни утверждают, что не могут больше почуять, когда я вру.
- Я не нюхаю и не слушаю твое тело, Анита. Я просто чувствую ложь. Почему ты не скажешь мне правды?
- Я скажу ее Жан-Клоду, и если он решит, что можно рассказать всем, так я и сделаю.
- Значит, ты будешь хранить от меня секреты.
- Знаешь, Реквием, у нас тут творится всякая чертовщина, а тебя больше волнуют собственные переживания, чем жизненно важные вопросы.
Он кивнул.
- Я чувствителен сегодня, и несдержан. Я уже чувствовал себя так раньше, в кабинете Жан-Клода.
- Тогда с нашими сознаниями играл Арлекин, - произнесла я.
- Но, моя вечерняя звезда, нет таких священных предметов, которые я мог бы носить, и мне нечем укрыться от того, что они могут со мной сделать.
- Сейчас они воздействуют на тебя?
- Нет, но они показали мне часть правды относительно моей сущности, и я, кажется, не могу забыть того, что узнал.
- Это не похоже на тебя, Реквием.
- Ты полагаешь? - в его голосе снова было слишком много чувства. Мне захотелось, чтобы поскорее вернулся Грэхем, или хоть кто-нибудь. Реквием считал, что на него никто не воздействует, но я готова была биться об заклад, что Арлекин тасует его мысли, словно колоду карт.
Реквием расстегнул свой плащ и сбросил его на пол. Таким движением он сбрасывал его на сцене «Запретного Плода» под конец своего выступления. Сейчас он был полностью одет - элегантные серые брюки и рубашка чистого василькового цвета, которая подчеркивала цвет его глаз, насколько это вообще возможно. Я видела немало голубых глаз, но не таких, как у него. У него они были поразительно голубыми, такого глубокого цвета, что даже Белль Морт захотела добавить его в свою коллекцию голубоглазых любовников. Реквием отбросил свои длинные, черные волос за плечи.
- Нет на свете причин, по которым я мог бы оставить тебя, моя звезда. Если бы только ты любила меня так же, как я люблю тебя, то ничто не было бы для меня важнее тебя.
- Грэхем! - позвала я. То был не вопль, но нечто весьма похожее. Испугалась ли я? Немножко. Может, я и смогла бы воспользоваться некромантией, чтобы выбить Арлекина из Реквиема, но в прошлый раз я в процессе едва не погибла. А мне хотелось бы выздороветь, прежде чем снова подставляться под удар. Эгоистично, да, но уж как есть.
Дверь распахнулась, но вошел не Грэхем. И даже не Эдуард. Это был Дольф, лейтенант Рудольф Сторр, глава Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий, клинический ненавистник всех видов монстров. Вот черт.
Реквием даже не обернулся. Только бросил:
- Оставьте нас. - Но сказал он это тем «голосом», напоенным силой, каким обладают некоторые вампы. Этот голос призван зачаровывать и ошеломлять.
Я увидела, как вспыхнул крест Дольфа у него на шее. Его сияние образовало вокруг Реквиема ореол. Я видела Дольфа за Реквиемом, который, при своих ста восьмидесяти, был ниже Дольфа сантиметров на двадцать. Выражение лица Дольфа мне сильно не понравилось.
- Он мой друг, Дольф, но его околдовали плохие ребята. - Теперь в моем голосе было больше страха, чем когда я звала Грэхема. Пугало меня выражение лица Дольфа.
- Один вампир не может околдовать другого, - сказал он. Я заметила движение его рук, и еще до того, как он обошел вокруг вампира, я знала, что он вытащил пистолет. Он встал так, чтобы стреляя, не попасть в меня. Его крест продолжал гореть ровным белым светом, не слишком ярко - в конце концов, плохой вамп находился далеко от этой комнаты.
- Эти вампиры могут, клянусь тебе, Дольф. Реквиема контролирует один из плохих парней.
- Это действительно со мной происходит? - спросил Реквием, выглядя при этом сбитым с толку.
- Он вампир, Анита; он - плохой парень.
- Тебе промывают мозги, Реквием, - сказала я, протягивая к нему руку.
- Не прикасайся к нему, - тут же бросил Дольф, вскидывая пистолет.
Рука Реквиема сомкнулась на моей. Его кожа была прохладной на ощупь, словно он еще не кормился. Хотя это явно не так, ведь я чувствовала его силу.
- Если пристрелишь его вот так, Дольф, то это будет убийство. Он не сделал ничего плохого. - Я выдохнула немного своей собственной силы, некромантии, и попыталась аккуратненько «взглянуть» на Реквиема. Если меня вновь метафизически впечатают в стенку, то, боюсь, Дольф заподозрит в этом Реквиема, и тогда уж точно его пристрелит.
- Ты сама говорила мне, что если крест светится, значит, на меня воздействуют.
- Они воздействуют и на тебя, и на Реквиема. На вас обоих.
- Но на мне мой крест, Анита, мой разум подчиняется только мне. Этому меня тоже научила ты. Или ты забыла все об охоте на монстров, когда начала их трахать?
Я была слишком напугана, чтобы оскорбляться, поэтому только произнесла:
- Послушай себя, Дольф, прошу тебя. Они играют твоими мыслями.
После чего осторожно направила свою силу на Реквиема, так аккуратно, как никогда раньше. Я почувствовала силу, и вкус этой силы был мне уже знаком. Мерсия. Если мы выживем, обязательно спрошу у Эдуарда, как это он ухитрился ее упустить. Но оказалось, что это все равно, что ловить призрака; ее сила исчезла, почувствовав мою. Она просто оставила его и ушла. Может, ей тоже не хотелось получить еще один метафизический удар.
Реквием покачнулся, хватаясь за спинку кровати и мою руку, чтобы не упасть.
- Отойди от нее немедленно, - сказал Дольф.
- Плохой вамп уже ушел, Дольф, - сообщила ему я.
Реквием произнес:
- Дайте мне пару секунд, офицер, и я исполню вашу просьбу. Мне нехорошо. - Он не смотрел на крест, все еще пылавший спокойным, неярким светом. Значит, не Реквием был виной тому, что он светился.
В двери медленно вошел Эдуард. Олаф ввалился следом.
- Эй, лейтенант, что тут происходит?
- Этот вамп пытался затрахать мне мозги. - Голос Дольфа был тихим и спокойным, с тихой угрожающей ноткой, похожей на фитиль - только и ждущий огонька. Пистолет он держал двумя руками, приняв позицию для стрельбы. В его руках пистолет казался до странности маленьким.
- Анита, - позвал Эдуард.
- С Реквием сейчас полный порядок. Плохие вампы воздействовали на него, но теперь уже все.
- Лейтенант Сторр, у нас нет ордера на ликвидацию этого вампира. Пристрелите его сейчас, и это будет убийством. - Голос Эдуарда принял интонации старины Теда, примирительные, причем по тону было ясно, что он и сам не рад тому, что нельзя просто так отстреливать вампиров, но - так уж повелось, что теперь жаловаться.