Позже она не могла припомнить, как они в конце концов оказались раздетыми, случилось ли это до того, как Сол начал гладить ее ладонь, а потом запястье кончиком языка, или после того, как он принялся ласкать ее соски. Он захватывал их губами и теребил до тех пор, пока она не начинала стонать во весь голос от наслаждения.
Она понимала, что может касаться и ласкать его и получать удовольствие от познания его тела. И она не сдержала восторга, увидев, как его естество отвечает на ее ласки. И когда она капризно не отпустила его посмотреть, что есть в аптечке для обеспечения безопасного секса, Сол сказал, что существуют иные способы доставить им обоим удовольствие. Все ее чувства были поглощены интимными ласками, к которым она не привыкла и которых не позволяла ни одному из своих прежних поклонников.
Вот почему, когда Сол принялся медленно и нежно поглаживать ее живот, она не стала сопротивляться, а, напротив, мечтательно следила за его рукой. Но тут страсть окончательно поглотила его: он наклонил голову и поцеловал ее таким жадным, жарким поцелуем, что сердце у нее помчалось в безумном беге, а все тело запылало огнем. Мощный поток желания захватил ее с ног до головы, и она потрясение закричала. Мощная спираль страсти раскрутилась, и ничто уже не в силах было остановить восхитительное ощущение близости, единения.
На нее непрерывным потоком обрушился водопад наслаждения.
А потом, когда в усталой истоме она умиротворенно лежала в объятиях Сола, он лукаво улыбался, глядя, как у нее смыкаются веки и она погружается в сон.
Жестоко будить ее, несмотря на то что его тело так мучительно тянется к ней… Но нет, нельзя оставаться с нею в постели, сурово приказал себе Сол. Он боялся навредить их только зарождающимся новым отношениям. Он не хотел, чтобы его мужской эгоизм взял верх над разумом и потребовал удовлетворения желания.
Сол нехотя оторвался от Таллы, поцеловал ее в кончик носа, потом оделся и тихонько вышел из комнаты.
Таллу разбудил звонок будильника. От его пронзительного дребезжания она подпрыгнула и, мучительно вздохнув от боли, догадалась, что виной этому редкому для нее приступу мигрени не вчерашнее выступление в суде, а злоупотребление вином.
Ну, разумеется, она не захватила болеутоляющих таблеток… и вряд ли раздобудет что-нибудь по пути в аэропорт. А надо принять душ и собрать вещи. Слава Богу, они не будут завтракать. Меньше всего ей сейчас хотелось бы видеть Сола Крайтона, и не только потому, что она чувствовала себя безобразно, а и потому, что вспомнила, как он, решительно нахмурившись, отказывался выпить вчера второй бокал вина.
Талла смутно припоминала, как Сол затолкал ее в такси, однако прекрасно сохранила в памяти свои вчерашние эротические грезы и мужчину, который был их героем… Слава Богу, что никто, кроме нее, не знает — и никогда не узнает, — что она пережила этой ночью.
Но есть же какая-то причина тому, что именно Сол Крайтон вызвал у нее эти чувственные грезы, подумала она. Как только мигрень пройдет, она отыщет этому разумное объяснение.
Однако то, что тайна, которую Талла считала глубоко запрятанной внутри, оказалась почти на поверхности, было для нее унизительно.
Конечно же, это нелогично, что Сал нравится ей как мужчина, но ей надо как-нибудь подавить в себе эти чувства, эти эмоции. Надо напомнить себе, кто он такой на самом деле. И что он далеко не нежный, страстный, чувственный любовник, а довольно слабая пародия на настоящего мужчину. Да и вчерашний сон тоже ничего не значит.
— О-ох!!! — Талла застонала и слезла с постели. Голова у нее раскалывалась.
— Вы уверены, что у вас все в порядке? Ну конечно, далеко не все в порядке, но Солу она никогда в этом не признается.
— Да, я прекрасно себя чувствую… Просто у меня болит голова.
Десять минут назад они сели в самолет. Если Сол произнесет хотя бы одно предложение, в котором прозвучит «похмелье» или «вино», она ударит его, пообещала себе Талла, закрыла глаза и принялась мысленно молиться, чтобы пульсирующая боль в голове хотя бы немного утихла.
У Сола подобных проблем не было, и он склонился над газетой.
Талла слышала, как стюардессы разносили подносы с едой, но от одной только мысли о ланче ее начинало тошнить. Она знала, что если все пойдет как обычно, то головная боль продлится день, а может, и два, и только тогда ей станет легче.
Приступы мигрени впервые начали одолевать Таллу, когда ее родители разводились, особенно сильными они были в подростковом возрасте. Однажды головная боль терзала ее целую неделю. После двадцати приступы стали реже и уже не были столь болезненными. И вот сейчас прошло уже больше года с тех пор, как ее в последний раз мучила мигрень.
Этот приступ, судя по всему, грозил превратиться в настоящий кошмар, однако сейчас Талла постанывала не оттого, что по ее закрытым векам пробегали резкие вспышки света, а от явственных картин ее вчерашнего сна, которые буквально обжигали ее. Она ничего не могла с этим поделать. И громко застонала, едва перед ее мысленным взором предстала одна из наиболее откровенных сцен. И как только ей могло присниться подобное? Она снова застонала и подумала о том, как хорошо, что людям не дано читать мысли ближнего. Она просто умерла бы со стыда, если б Сол Край-тон догадался, что она мечтает о нем. Что она умоляла его снять с нее одежду, что просила его… Однако страшнее всего было то, что ее тело, невзирая на страшную мигрень, наливалось сладкой истомой, реагируя на эти невероятные сцены — порождение сна. А это значило, что она хочет… что ей нравится…
— Попробуйте выпить воды.
Талла открыла глаза, сморщилась и быстро закрыла их, чтобы отгородиться от худощавой загорелой руки Сола, протягивавшего ей стакан с водой.
— Выпейте, — настаивал он таким же властным, твердым голосом, каким обращался к детям. Долю секунды она обдумывала, как бы отказаться, и уже готова была сделать это, но Сол резко прибавил:
— Я вас предупреждал прошлой ночью, что после приема алкоголя наступает обезвоживание организма.
— Я выпила три… самое большее — четыре бокала, — возразила Талла. — И знаю, о чем вы думаете. Но вы ошибаетесь: у меня не по-умелье. Это мигрень.
— Мы уже об этом говорили, — напомнил ей Сол.
Разве? Талла не могла припомнить, когда это было. В сущности, виновато признавалась она себе, мало что осталось в памяти от вчерашнего вечера. Наверное, она выбрала не ту профессию, думала Талла. Теперь ясно, что ей больше бы подошла профессия сценариста — она писала бы сюжеты для самых знойных эротических фильмов Голливуда.
— Мы скоро приземляемся, — предупредил ее Сол.
Когда утром Талла спустилась в вестибюль гостиницы, мрачная и бледная, Сол сначала подумал, что это из-за ее воспоминаний о вчерашней ночи. Он и сам полночи провел, обдумывая, как им теперь вести себя друг с другом. Но меньше всего он ожидал, что она будет держаться так, словно вчера ночью между ними ничего не было. И только на подлете к Лондону Сол начал понимать причину этого.