Илиос взглянул на бокал шампанского в руках Лиззи, а потом на бутылку в ведерке со льдом. Взяв бутылку, он сказал Лиззи:
— Допивай шампанское, иначе мы обидим Спироса, а мне еще придется сюда приходить.
Лиззи покачала головой:
— Я уже выпила полный бокал.
— А два бокала могут пробудить в тебе необузданное влечение к моему телу и представления о том, что ты можешь сделать с ним? — поддразнил он ее. И прежде, чем Лиззи смогла придумать ответ, непринужденно продолжил, наполнив ее бокал: — Мне кажется, что лучший способ охладить твое сексуальное любопытство — это удовлетворить его.
— Это… это предложение? — отважилась спросить она, и ее собственный голос показался ей незнакомым.
Его ответ поразил Лиззи:
— Если ты хочешь этого
Хотела ли она? Что здесь происходит? Неужели Илиос действительно говорил о том, что хочет ее? Физически? Сексуально? В постели?
Лиззи не могла ничего сказать. Просто не смела.
Десять минут спустя, когда Илиос открыл для нее дверцу автомобиля, Лизи поняла: как бы она ни мечтала заняться любовью с Илиосом, она все же оставалась женщиной, которая хотела, чтобы он первый выразил свое влечение к ней. Ей нужно было знать, что он тоже хочет ее. Но этого не произойдет.
А если произойдет? Илиос, возможно, прав и лучшим способом избавления от желания, которое, мучило ее, было лечь с ним в постель?
Горячая волна накатила на ее тело. Но ведь она — взрослая женщина, ей двадцать семь лет. Она прекрасно, понимала, в какой ситуации оказалась. Неужели она действительно хочет вернуться домой» не испытав того, что предлагал ей Илиос, лишь потому, что, сначала хотела бы получить его ухаживания? А может быть, она просто тоскует о том, чего у нее никогда не было?
Никто, кроме них двоих, не узнает о том, что на время она оставила свою роль, которую стала играть после смерти родителей, — роль старшей сестры, хранительницы семейного очага. В этой роли Лиззи должна была постоянно контролировать свое поведение чтобы соответствовать семейным стандартам. Здесь, вместе с Илиосом она могла испытать ощущение, которое было ей недоступно в ее реальной жизни.
Подъехав к зданию «Манос констракшн», они молча вышли из машины, так же молча подошли к лифту. Когда они оказались перед дверью его квартиры, Илиос стал доставать ключи, а Лиззи случайно взглянула на пол.
— Что это?
Наклонившись, Лиззи подняла бусинку, лежавшую на пороге.
— Очевидно, сюда заходила Мария, и, несомненно, она уже знает о нашей свадьбе, — ответил Илиос, взяв у нее бусинку и снова положив ее на пол. — Это средство от порчи и дурного глаза. Согласно греческой традиции, так можно уберечь своих близких людей. Мария явно одобряет наш брак, поэтому оставила здесь эту бусинку — чтобы нас миновала беда.
Лиззи кивнула. Ей хотелось снять с себя это дорогое шерстяное платье и надеть что-нибудь простое и удобное, но она подумала, что если она сразу направится в спальню, Илиос может неправильно ее понять.
— Кто придумал такое оформление сада? — вместо этого спросила она. — Я еще не выходила в него, но…
— Я так захотел. Скопировал некоторые элементы из сада виллы Манос.
Разговаривая, они прошли в гостиную.
— Я останусь целым, если предложу тебе прогуляться по саду? — спросил ее Илиос.
«Интересно, о чем он думает? — гадала Лиззи. — И что чувствует?»
— Если ты хочешь посмотреть сад, то может быть, ты сначала переоденешься во что-нибудь менее…
Звук его голоса заставил ее встрепенуться, отбросить свои смятенные мысли и сконцентрироваться на происходящем.
— Во что-нибудь менее светлое? — поспешно добавила она. Она отказывалась употреблять слово «свадебное», со всем вытекающим из него значением.
Илиос кивнул:
— Послушай, мне надо отправить пару писем по электронной почте, а ты за это время успеешь переодеться. Впрочем, не спеши. В этом нет никакой необходимости.
Если Илиос Манос действительно понял, как неудобно она себя чувствует в своем наряде и как неловко ей сказать ему об этом, то он поступил наилучшим образом.
Через несколько минут Лиззи стояла под душем в ванной комнате, примыкавшей к его спальне. Но может, ей всего лишь показалось, что он понимает, что она чувствует? Возможно, он просто хотел убрать ее с глаз долой? Чем больше она думала об этом; тем больше убеждалась в том, что только такая дура, как она, могла вообразить себе, что Илиос хочет ее.
Она быстро помылась, используя свой любимый гель от «Джо Малон», но когда она взяла бутылку с гелем, то увидела, что та почти пуста. Косметика от «Джо Малон» была ее слабостью, от которой Лиззи не могла отказаться. Лиззи вышла из душа, быстро вытерлась, а затем завернулась в большое махровое полотенце. Сняв резиновую шапочку, в которой она мылась, чтобы не намочить волосы, она вышла в гардеробную комнату — и остановилась как вкопанная. Глаза ее расширились, когда она увидела Илиоса, открывавшего свой шкаф. Он, похоже, тоже принял душ — только полотенце его было обернуто вокруг бедер и было совсем коротким…
Ее «ах!» было тихим и прерывистым — и таким же предательским, как и движение руки, которой она судорожно прижала к груди полотенце.
— Я думала, ты сидишь за компьютером. Ведь ты сказал, что тебе надо отправить письма. — Это были первые слова, которые пришли ей на ум.
— Я передумал и решил сначала принять душ.
Илиос не мог признаться Лиззи: она пробудила в нем настолько сильное влечение, что он не мог ничего делать, и ему осталось лишь принять холодный душ.
Должно быть, он помылся в душе при гостевой комнате — и поэтому, конечно, находился сейчас здесь, чтобы взять свою одежду.
— Я… я подожду в ванной, пока… пока ты не оденешься.
Неужели этот прерывистый дрожащий голос принадлежит ей?
— Значит, ты не изнемогаешь от желания ко мне?
Илиос стоял слишком близко от нее — или это она стояла слишком близко к нему? Но когда она решила отступить назад, его правая рука ухватилась за ее полотенце — и очень крепко. Что ей делать? Если она останется на месте, то рискует потерять свое полотенце…
— Тебе нечего сказать?
Лиззи стояла прямо перед ним, но рука его больше не сжимала ее полотенце — она нежно поглаживала ее обнаженное плечо, ласкала ее шею, лицо. Одна рука, затем другая…
— Я говорю, почему бы мне не сделать это? — Его голос сорвался, и он прошептал последние слова прямо ей в губы.
Его губы были мягкими и теплыми. Они умело, медленно прикасались к ней, делали паузу, позволяя ей сделать судорожный вздох. Пальцы его гладили ее лицо, а затем он снова целовал ее — медленно и мучительно — и снова отстранялся. В каждую секунду, когда Илиос прикасался к ней, она испытывала необыкновенное наслаждение, но затем он снова лишал ее этого ощущения. Его короткие, словно скользящие поцелуи дразнили, возбуждали ее, перенося ее в совершенно новый мир.